Бувар и Пекюше

Другой, во время полного разгрома: «Продолжайте с доблестью, достойною французского солдата, вести начатую вами борьбу. Франция ждет ее от вас!»

Последняя, в Рамбулье: «Король вступил в соглашение с правительством, образовавшимся в Париже, и, судя по всему, соглашение это должно с минуты на минуту состояться».

«Судя по всему» было великолепно.

— Одно меня беспокоит, — сказал Бувар, — то, что нигде не упоминается об его сердечных делах.

И они пометили на полях: «Обследовать любовные похождения герцога».

Когда они уже собирались уходить, библиотекарь вспомнил еще об одном портрете герцога Ангулемского.

На нем он представлен был в профиль, в форме кирасирского полковника, глаз был еще меньше, рот раскрыт, волосы гладкие, развевающиеся.

Как примирить эти два портрета? Гладкие были у него волосы или вьющиеся, если только он не доводил своего кокетства до того, что завивался?

Пекюше полагал, что это важный вопрос, ибо волосы свидетельствуют о темпераменте, а темперамент — о характере.

Бувар считал, что ничего не знаешь о человеке, покуда неизвестны его страсти; и чтобы выяснить эти два вопроса, они отправились в замок Фавержа. Графа не было дома, это задерживало их работу. Они вернулись раздосадованные.

Входная дверь была настежь раскрыта, в кухне — никого. Они поднялись по лестнице и посреди комнаты Бувара увидели — кого же? — г-жу Борден, смотревшую по сторонам.

— Простите, — сказала она, стараясь улыбнуться, — я уже целый час ищу вашу кухарку. Мне надо с нею поговорить о варенье.

Жермену они нашли в дровяном сарае на стуле: она спала глубоким сном. Ее растолкали. Она открыла глаза.

— Что еще? Опять вы меня будете донимать своими вопросами!

Ясно было, что в их отсутствие г-жа Борден расспрашивала ее.

Жермена вышла из оцепенения и заявила, что у нее расстройство желудка.

— Я остаюсь и буду за вами ухаживать, — сказала вдова.

Тут они заметили во дворе большой чепчик с колыхавшимися кружевами. То была фермерша, г-жа Кастильон. Она кричала:

— Горжю! Горжю!

А с чердака молоденькая их служанка ответила громко:

— Его нет дома!

Через пять минут она сошла вниз, взволнованная, с красными щеками. Бувар и Пекюше упрекнули ее в медлительности. Она безропотно расстегнула им гетры.

Затем они пошли взглянуть на баул.

Отдельные его части разбросаны были по пекарне; резьба — повреждена, створки — сломаны.

При этом зрелище, при этом новом разочаровании Бувар сдержал слезы, а Пекюше бросило в дрожь.

Горжю, появившийся почти тотчас же, объяснил дело так: он вынес баул во двор, чтобы покрыть его лаком, а заблудшая корова его опрокинула.

— Чья корова? — спросил Пекюше.

— Не знаю.

— А, у вас опять ворота настежь! Это ваша вина!

Впрочем, они ставят на этом крест: слишком долго водит он их за нос, и не хотят они больше видеть ни его самого, ни его работы.

Напрасно. Беда не так велика. И трех недель не пройдет, как все будет готово. И Горжю проводил их до кухни, куда приплелась Жермена стряпать обед.

Они заметили на столе бутылку кальвадоса, на три четверти пустую.

— Наверное, это вы! — обратился Пекюше к Горжю.

— Я? Боже упаси!

Бувар возразил:

— Вы были единственный мужчина в доме.

— Ну, а женщины-то что? — ответил мастеровой, искоса взглянув на Жермену.

Та его перебила:

— Скажите уж прямо, что это я!

— Конечно, вы!

— Может быть, я и комод разбила?

Горжю сделал пируэт.

— Разве вы не видите, что она пьяна!

Тут началась между ними бурная перебранка. Он был бледен, насмешлив, а она раскраснелась и вырывала клочья седых волос из-под своего ситцевого чепчика. Г-жа Борден защищала Жермену, Мели — Горжю.

Старуха вышла из себя.

— Разве не мерзость, что вы вместе целые дни проводите в роще, не считая ночей! Ах ты, парижское отродье, сердцеед! Приходит к нашим хозяевам и рассказывает им басни!

Зрачки у Бувара расширились.

— Какие басни?

— Я говорю, что над вами потешаются.

— Я не позволю над собой потешаться! — воскликнул Пекюше.

И возмущенный ее дерзостью, выведенный из себя неприятностями, он выгнал ее. Пусть убирается. Бувар не возражал против такого решения, и они ушли, оставив в кухне рыдавшую Жермену и старавшуюся ее утешить г-жу Борден.

Вечером, успокоившись, они снова поразмыслили над этими происшествиями, спросили себя, кто выпил кальвадос, каким образом сломался ларь, что нужно было г-же Кастильон, звавшей Горжю, и обесчестил ли он Мели?

— Мы не знаем того, что происходит в нашем доме, — сказал Бувар, — а собираемся открыть, какие волосы и какие любовницы были у герцога Ангулемского!

Пекюше прибавил:

— Сколько значительных по-иному вопросов, и еще более трудных!

Из этого они заключили, что внешние факты — не все. Их нужно восполнить психологией. Без воображения история несовершенна.

— Выпишем несколько исторических романов!

V

Они прочитали сначала Вальтер Скотта.