Бузина, или Сто рассказов про деревню

– И? – муж работал в ГУМе, ему насчет сейфов интересно.

– Я в рейс пошел, – Дедулик гладит якорь на руке, – а баба моя сука и дура была зараз. Ей свой нос везде, где щель! Ну, и сдала мой огнетушитель в пожарку, а то грит, там срок вышедши!

– И?

– Я с рейса пришодши, где? Кричу главно дело… где??? Либо, думаю, на дачу свезла еще ничего…

– Ну?

– Развелся. Прям тут на пирсе и развелся. Две печати ей поставил в оба глаза. И всё.

Больше в этот вечер Дедулик ни слова не сказал.

                                        х х х

Ну, в такую слякоть мало кто поедет по дороге. Совсем никого ни вдоль, ни поперек. А нет! Поднимая фонтаны брызг, рассекая волны, с другого берега приплыл Дедулик. Сырой такой. Даже собаки его обнимать не стали. Раздели мы его до приличного исподнего, и давай компот пить. Брусничный. Заодно про папанинскую бабку вспомнили:

– Вот, – говорю, – бабка то была!

– Чья? Тут бабок валом было, – Дедулик разминает ягодку, – бывалоча выйдешь – блин… одне бабки повсюду. Девок нет. А бабок! И стоят, и бегут, и на лисапеде бывалоча… свесит все окорока и крутит педали. А то не папанинска бабка была, не!

– Как? А чья?

– То МАМКИ Папанина. Оне ж Пскопские, да. Холмского уезду. Как Луки раскатал фашист, всё. Бабка в леса ушла с партизанами. Говорят, она уж война кончилась, а все партизанила, такая была пока ей орден не дали. Токо тада и успокоивши.

– Ну, бабка ж??? Не дедка? – не унимаюсь я.

– Мамкина бабка! Прабабка! А то и ваще не поймешь. Чистый ящер Бросненский. Она Ваньку лопатой била. Он у ей чекушку обреудит, она его – по всем местам!

– Я помню, она еще меня муриев просила вывести … – зарделась я, вспоминая первые годы жизни в деревне.

– А вывела? – Дедулик смотрит на толстую муху, лениво ковыряющую сахарный песок.

– Не, – каюсь, – сикахи то ушли, а мурии – не.

– Сикахи фигня, – Дедулик прячет ложку в сапог, – а мурии, они спать не дадут. Из всей гадости гадость.

– Ты че приплыл-то? – спрашивает муж.

– Плавает я те объясню без Дарьи че, а мне четыре дырки высверлить надо, и на болту резьбу нарезать.

– Пошли?

– А и да…

– Так, а что с бабкой-то? – я дрожу от любопытства.

– А че? – Дедулик стряхивает с себя Фунтика, – снова партизанит, должно. Ванька-то спивши…

                                        х х х

– Будем Дедулика брать, – Егоровна поправила фальшивую розу на шапочке, – а то, что он? Если бы не мы, он бы как? А так с людями, и давай по походу заберем Мишку с Петькой. И Наташку!

– Легко! – согласился муж, – но они пойдут пешком!

Улица была покрыта темнотой, как пирог черникой. Фонари горели только около дома Дедулика, но разом два. Тянуло дымком и подгоревшей кашей,

– Еда будет, – сказал Мишка.

– Но горелая, – утешил Петька.

В сенцах топтался Дедулик, громыхая ведрами.

– Чего так рано? – Дедулик пятился в избу, – дольше сидеть будем, а еды мало! – тут все стали поздравлять Дедулика, намекая на день рождения. Дедулик принимал подарки, прижимая к груди пакетики, как Дед Мороз наоборот. Мы с Егоровной вынесли стол, а Дедулик кружился, как бородатая Волочкова, и уставлял скатерть тарелками. После второй все посмотрели на Петьку:

– Жанить яво надо! – сказала Егоровна.

– Это да, – сказал муж, – одному мне страдать?

– Я на Дашке жениться не буду, – Петька помахал куриной ногой, – мне молодая нужна.

– А Ленка? – Егоровна листала в уме списки жителей, – Валька? Людмила Петровна? Катерина либо наша, либо Пантелеевская?

– В плане возраста, – Дедулик накатил торгового вина, – лучше брать до пенсии!

– А после пенсии, зачем брать? – Мишка выпил Петькину рюмку.

– Так деньги? – Егоровна поправила розочку, – опять же, она никуда бегать не будет?

– Она и ходить, поди, не сможет! – крикнул Дедулик, и все посмотрели в телевизор. – А когда я в армию уходил, за мной вертолет прилетел, – добавил Дедулик непонятно к чему. Все разом погрустнели, а Дедулик принес коробку с фотографиями.

– А чай? – спросил муж, – пирог же?

– Тут память жизни, – сказали хором Егоровна, Петька и Мишка, – а чай ты и дома можешь попить…

Наташки мы так и не дождались, и вышли в глухую ночь. Подсвеченный телевизором, сидел на кухне Дедулик, и, перекладывая фотографии, пил чай с черничным пирогом, не забывая облизывать сладкие от варенья пальцы…

                                        х х х

Дедулик сегодня приехал на зимнем тракторе. Спешился, помял дутыми сапогами снег, поохал и зашел чаю попить. Всё лицо его было обернуто в шарф. Дамский такой, в нежные полосы.

– Ты чего? – спросил муж, снимая кота со стола и расчищая место, – джихад, поди, объявил?

– Да не до баб мне! – взмолился Дедулик, – зуб ноить и ноить! Какие тут, к лешему, девки!

– А лечить?

– А ездил в Торопец! Ну, корова т и корова! С таким выменем ей одно молоко давать! А она …щяпцами по рту, жуть что!

– Видать, молодая, – муж заинтересовался, – неопытная еще?

– Где молодая? Где? – Дедулик лег подбородком на стол, грея зуб о чашку, – молодые замужом все! А энту, видать, за страх такой, что над людями делает и не женить никогда…

– Так выдрать?

– Куда? Она мне там точила дыру-то, точила… пенёк оставши, снутри пустой весь! А был зуб новый! На ём золота коронка…

– Да выдери ты!

– А коронку куда?