Бузина, или Сто рассказов про деревню

Машка Перевозчикова, вся бывшая в молодости аппетитных лет, крутозадая на зависть самой Дженнифер Лопес, простаивала без дела, как кобыла, забытая в стойле. Все дело было в Машкином языкатом вредоносном характере, манере невнятно произносить шипящие согласные, как фрикативные, так и аффрикаты, и в непроходящем насморке, из-за которого Машка чихала и гундосила. В отличие от окладистобородого Бородулина, сияющего голубыми, как васильковое небо глазами, Машка Перевозчикова будучи, понятное дело, безбородой, глазки имела черные и вся такая была вертлявая, как броуновское движение. Внутри неё всё сталкивалось, вспыхивало, загоралось и меркло. Машкины движения были энергичны, нос постоянно вздернут, а волосы, росшие в хаотическом беспорядке, лежали как у Бориса Джонсона, – как хотели. Машка в связи с этой внутренней суетой все время выходила замуж, чтобы как-то заглушить пожар души, снедающий её. Машка выходила замуж четырежды официально, с бумажкой, но, как только паспорт подошел к концу и мужей стали записывать на страничку «дети», ей пришлось паспорт утерять и начать новую жизнь. Нельзя сказать, чтобы ей нравился процесс сочетания браком – это всегда выходило одинаково скучно поначалу и еще более тоскливо при разводе. Материально Машка замужествами не обогащалась, хотя мужья оставляли ненужную обувь, бритвенные станки с ржавыми лезвиями и выгоревшие на спине майки. Машку интересовало одно – охота! Она была Артемидой, по сути, хотя и не знала, кто была такая эта дочь Зевса, сестра-близнец Аполлона. На Машке не было хитона, и колчан со стрелами не спадал с юного, округлого плеча – нет. Машка предпочитала мужские брюки типа «джинсы» и майки с рюшечками. Джинсы подчеркивали ее мужское начало, а рюшечки – женское. Мужское начало требовало охоты и убийства неповинной дичи, а женское – милосердия и ухода за подраненной птичкой. Мужское просило водки, женское – красного вина и зеленого чая. Потому, выходя замуж, Машка как бы добавляла к себе женственности и становилась пусть не белой, но вполне себе пушистой. Бородулин подходил Машке как нельзя более кстати, хотя Машка и опасалась братниного увесистого кулака.

                                        х х х

Каждый мужчина, считающий себя знатоком женского пола, уверенный, что уж его-то, воробья стрелянного, не проведешь на мякине, попадается в сети легко и навечно. Вот еще вчера скакал он счастливым, свободным зайчиком, и ветерок шевелил его длинные уши, и морщился его розовый нос, втягивая обманчиво призывные запахи проскакавшей мимо зайчихи, и вот он же – на парковке у супермаркета, катит тележку с колесиками, на которые намотался полиэтиленовый пакет и белые выцветшие чеки, угрюмо перекладывает в багажник гордого своего Гелендвагена не палатку и заколенники, не ружье и спиннинг, не баночки с пивом и не коробки с опарышами… нет… в багажнике трутся боками пакеты с молоком, мюсли, туалетная бумага, моющее средство для ванн и сетки с молодым картофелем. Где романтика? Где очаровательные попутчицы? Где? А она где – зайчиха-то? Она теперь коза, это в лучшем случае, и мать её коза, а отец, как ни странно – козёл. И вместо Мальдив – ипотека под льготные проценты, вместо легкой порнушки по ночам – турецкий сериал про Роксолану… где вы, друзья? Где вы, подруги? Ау! Нет вас. Будет дача. Газобетонные блоки. Металлочерпица. А потом – семена, грядки и парники. Будут банки с огурцами, скандалы на вынос, и неудачные попытки – сбежать, оставив в капкане китайский ботинок, выдающий себя за ECCO… будьте бдительны, пацаны!

Бородулин попался легко, Машка даже расстроилась. Была устроена охота по всем правилам – выжлятники, доезжачие. Расставлены по номерам загонщики, собаки повизгивали на сворах, предчувствуя добычу… ружья пристреляны на мелкой дичи, патроны приятно тяжелили патронташ …Машка продумала все – от оклада зверя, до расстановки цепи загонщиков. Подранков не брать! – говорила себе Машка, – печёнку делить не буду – сама! А Бородулин, смешав весь кайф, пришел и лег к Машкиным ногам. Прямо в порыжевшую от летнего зноя траву. Машка попинала его босой ногой, но в дом не пустила. Не созрел еще, – сказала себе Машка и, резко дунув в охотничий рог, приставила его к Бородулинской голове:

– А тебе идет, – Машка надела самую мягкую из своих улыбок, – свободен, Бородулин! – и Бородулин, кляня себя за пережитый позор, перемахнул через плетень.

                                        х х х

Сватовство Бородулина прошло незамеченным по причине того, что ромашки увяли. Пока Бородулин со Стасиком шли до Перевозчиковых, Бородулин вдруг начал тянуть воздух носом, отчего борода приподнялась и встала параллельно горизонту.

– Чуешь? – Бородулин раздул ноздри так, что они стали похожи на дуло двустволки, – Архипыч?

– Не, – Стасик встал на цыпочки, – у Архипыча жжёным отдаёт, а тут нежность чувствуется. Баба Пехоркина варит, не иначе!

– Зайдём? – Бородулин покраснел от вожделения, – типа поздоровкаться?

– А не погонит?

– А проверим?! – и Бородулин начал обрывать лепестки ромашки, и вышло – обнимет, и поцелует!