Бык из машины

— Надбавка, удостоверение, персональный значок. Льготы… — ворчливый тон был маской. Старику льстило проявленное к нему внимание. — Обещали завтра к обеду оформить. Ну, где обед, там и ужин, где завтра, там и через неделю. Знаю я нашу бюрократию…

К слову об ужинах: они стояли у входа в управленческую столовую. От запаха рагу с чесноком Икар поминутно сглатывал слюну. Мамин завтрак остался в далеком прошлом, а пита с копчёной козлятиной, проглоченная на бегу — разве это еда?

— Перекусим? Я угощаю!

— Ха! — передразнил его старик. — Видел бы ты мою пенсию! Я теперь богач…

— Возражения не принимаются, тренер! Я настаиваю!

— Говорю, я уже не тренер…

Широким жестом Икар распахнул перед стариком двери столовой, и Никомед сдался. Ворча для порядку, что разорять детей — грех, он взял себе сырную запеканку и йогурт с фруктами. Икар сперва хотел рагу, но передумал, выбрал баранье сердце с тушёными помидорами, лепешку с кунжутом и апельсиновый сок.

— Через полчаса закрываемся, — предупредили их на кассе.

Икар отмахнулся: успеем!

— За встречу!

Смеясь, они символически чокнулись йогуртом и соком — и в кармане у Икара взвыла сирена. Беззвучно чертыхаясь, он извлек вайфер.

— Да!

— Как дела, шалопай?

Голос Синида с трудом пробился сквозь какофонию, бушевавшую на другом конце линии. Крики, аплодисменты, обрывки бравурной музыки. «Да! — блажил чей-то приторный баритон. — Мы помним триумфы нашего кумира…» Шоу, предположил Икар. Зачем Синида понесло на шоу, он не знал, а спросить постеснялся.

— Дела? Так себе. Свидетель бредит…

— Бредит?

— Говорит: его девушка изнасиловала! Врач запретил допрашивать дальше…

— Толку от такого свидетеля?

— Я ее в розыск объявил.

— Кого?

— Девушку! Ту, с записи.

— В розыск? Правильно сделал…

Инспектор меня не слышит, уверился Икар. Вернее, не слушает. Занят чем-то важным, куда более важным, чем шесть трупов, изнасилованный байкер и пропавшая без вести жертва, она же насильница. Зачем он звонит? Хочет поставить галочку: «Ход расследования под контролем?»

— Ты рапорт напиши, — велел Синид. — Пусть лежит про запас. Чтобы в любой момент…

И связь прервалась.

— Начальство? — посочувствовал Никомед.

Икар вздохнул:

— Вроде того. Мой шеф-напарник, инспектор Синид.

— Синид? — у Никомеда дрогнули кусты бровей, густо припорошенные инеем. — Надо же, малыш Синид… Помню, помню. Это сколько уже? Лет пятнадцать? Больше? Сильно я тогда за него опасался…

— Чего?

— Думал, сорвется парень. Наломает дров…

— Это Синид-то? Наломает?!

Икару представилось невозможное: голый по пояс инспектор Синид, лицо перекошено от ярости, в руках — топор лесоруба. «Эй, шалопай! Иди сюда, я сделаю тебе лоботомию…»

Старик глядел на Икара поверх стакана с йогуртом.

— Ты ролик видел? — спросил он. — С собакой?

— Ролик?

— Любительское видео, на телефон сняли…

Телефон? Юнец, подумал Икар. Я — желторотый юнец, а тренер — реликт из эпохи динозавров. Икар пользовался вайфером, сколько себя помнил.

— Качество дрянь, малыш. Ролик уже тогда старый был, а сейчас и вовсе… Школьники домой возвращались, а на них пёс напал. Бешеный, что ли? Точно не скажу…

Старик замолчал, вспоминая былое.

— Ну? — не выдержал Икар. — Дальше что?

— Прикончил он его, — Никомед моргнул. — Как сейчас помню…

— Пёс? Школьника?!

— Школьник. Пса. Камнем забил, насмерть.

— Ни хрена себе!

— Мне капитан ролик подсунул. Мол, пацан герой, приятелей спас, но ты, Никомед, имей в виду… Мало ли? Девять лет прошло, дети растут, меняются, а всё равно. И в списки пальцем ткнул: вот он, курсант Синид Полипемониди, гицель-доброволец…

— Гицель?

— Гицели, малыш, бездомных животных отлавливают.

— В питомники собирают?

— На бойни свозят. Слово древнее, а ты молодой, не в курсе, — Никомед вяло ковырял запеканку. — Да, Синид. Боялся я за него. Вдруг крышу сорвет? Приглядывал за ним: нет, ничего. Спокойный, как удав. В рожу двинут — головой помотает, улыбнётся, и давай работать. Ни злости, ни азарта, ни куража — машина машиной. Качаться любил: гантели, штанга, тренажёры… В пару с другими курсантами не лез, но если я ставил — стоял, не отлынивал. Придержал я его после занятий: толковый парень оказался, с понятием. Своё у него было понятие, особенное. «Спарринг, — говорит, — шахматная партия. Рука сюда, нога сюда. Удар, блок, уход. Захват, доворот, подбив. Он меня так, я его сяк. Логика и физика. Если все просчитать, на два-три хода вперед, с вариантами…» Хорошо, думаю. Зайдем с этого конца. Начал его натаскивать после занятий, как тебя. Всё объяснял, по полочкам раскладывал. И знаешь, получилось. Он пахал, как проклятый, через мозги на рефлекс заходил. Оно, конечно, гланды через задницу рвать не с руки, но если припечёт…

— Мы закрываемся, — напомнила кассирша.

Одним глотком Икар допил сок, и они с тренером поднялись из-за стола.