Оказывается, Лисицын был майором, а не капитаном, как значилось в картотеке у Никитина. Куманин перевел дух и выключил аппарат. Генерал Климов все еще в управлении не появлялся. Прапорщицу Светлану уже осаждали заместители и помощники Климова, у которых накопилось множество проблем, разрешить которые мог только сам генерал. Была суббота, как и любая другая суббота — обычный рабочий день на Лубянке. Правда, многие воспользовались отсутствием Климова и общим падением нравов (следовательно, и дисциплины), а равно прекрасной погодой, и еще в пятницу разъехались по дачам, расположенным в самых живописных местах Подмосковья. Однако такую вольность могли себе позволить только полковники и высшие чины. Рядовые сотрудники вкалывали, как обычно. Даже воскресенье не было для них гарантированным выходным днем. В любой момент могла поступить вводная, спутывающая все планы на воскресный день. О праздниках и говорить было нечего — они всегда были хуже любых будней. Иногда по праздникам службы на Лубянке переводились чуть ли не на казарменное положение. Уже став майором, Куманин чуть ли не через воскресенье дежурил либо по управлению, либо по городу, либо торчал в каких-нибудь негласных оцеплениях. Начальство хорошо помнило, что он холостяк, и использовало это обстоятельство максимально.
Неожиданный перевод в распоряжение генерала Климова, помимо всего прочего, освободил его от нарядов и прочей мутоты вроде физподготовки, огневой подготовки и политзанятий, что было обязательным для всех офицеров, включая подполковников. Полковники уже могли позволить себе расслабиться во всем, не считая политзанятий, за посещениями которых тщательно следили. Несколько пропусков подряд могло очень больно и весьма неожиданно аукнуться в самый неподходящий момент, например при оформлении загранкомандировки или при аттестации на повышение. Куманин, после того как Климов выдернул его из отдела, уже пропустил одно политзанятие и хорошо это помнил. Здесь, на вершинах, близких к Олимпу, никаких политзанятий не проводилось, что тоже считалось одной из привилегий, к большого начальства.
Куманин рассчитывал до обеда досмотреть пленку, а затем снова незаметно исчезнуть и заняться отслеживанием следов пропавшей Надежды. Он снова включил аппарат.
«Сов. Секретно
20 июля 1937 г.
Товарищу Сталину И. В.
Дорогой товарищ Сталин.
Поскольку я получил приказ обращаться непосредственно к Вам по вопросам, касающимся Объекта 17, минуя мое непосредственное руководство, прошу Вас оказать нам возможное содействие в следующем вопросе. Срочно нужен врач-специалист по удалению аденомы. Это болезнь не редкая. Ею в той или иной форме страдают все мужчины пожилого и преклонного возраста. Будучи запущенной, она вполне может представлять угрозу для жизни. Я понимаю, насколько неуместно отнимать у Вас — Великого Вождя нашего народа — время для разрешения подобных вопросов, но по Инструкции 12-А от 10 января текущего года мне предписано по всем вопросам обращаться только к Вам. Еще раз прошу прощения.
Комендант Объекта 17 старший майор госбезопасности
Лисицын».
Лисицын уже стал старшим майором, т. е. носил на петлицах два ромба, как армейский комкор! Карьера его пошла в гору после замены Ягоды Ежовым. Это было очевидно.
Следующий документ представлял собой последнюю страницу какого-то изъятого материала. Она, видимо, попала под объектив микрофильматора случайно, по невнимательности архивных работников. На ней значилось: «Итого — 27 миллионов 862 тысячи золотых рублей. Оценка предварительная. И подпись».
Куманин внимательно вгляделся: не подпись ли это, часом самого Сталина? Нет. Не похоже. Значит Инструкция No 12-A действовала какой-то короткий период, после чего вождь перестал заниматься Объектом No 17 лично.
«Совершенно секретно
20 декабря 1939 г.
Товарищу Лисицыну.
Мы уже сообщали, что Юровский умер, так ничего и не сказав. Голощекин также арестован, но с ним уже будут работать не в «кремлевке», а как положено.
Вы, кажется, оказались правы: пакет попал к Свердлову через Мячина, который также арестован. Товарищ Сталин считает, что за преступления против народа и государства все должны нести персональную ответственность, независимо от того, чем они руководствовались и когда это происходило.
Отдельный конверт предназначен не для вас.
Сердечно поздравляю вас с Днем ВЧК — НКВД и с предстоящим 60-летием нашего вождя и учителя Великого Сталина.
Наркомвнутдел Л. П. Берия».
«Сов. Секретно
8 июля 1940 г.
Товарищу Лисицыну.
Руководство считает вполне возможным допуск любых специалистов — медиков на ваш объект с условием соблюдения некоторых мер предосторожности со стороны пациентов. Товарищ Сталин высказал недоумение по поводу того, что такому простому вопросу дали перерасти в проблему.
Замнаркома В. Меркулов».
«Сов. секретно
24 августа 1940 г.
Коменданту объекта 17 товарищу Лисицыну.