Быль беспредела, или Синдром Николая II

«Хорошо, Алеша. Скажи, в той комнате висела только одна эта картина?»

«Да. Только одна. Она была очень красивой: море, взрыв и огромный корабль. Учитель говорил, что так погибнет и весь мир, если не проснется».

«Господи, что ты такое говоришь? А окна в твоей комнате были?»

«Были. С занавесками».

«И ты никогда не покидал комнаты. Ходил ли ты гулять? Ну как здесь?»

«Я ходил гулять каждый день. Я открывал дверь комнаты и выходил в сад. Там были деревья и цветы. Птицы и звери».

«Звери? Какие звери?»

«Я не знаю их. Я спросил учителя, но он сказал, что тоже не знает».

«Посмотри на эту картинку, Алеша. Были ли похожие звери в саду?»

«Я не помню».

«А как ты попал на то место, откуда тебя привезли к нам? Кто привез тебя туда?»

«Я вышел погулять в сад, и оказался там».

«На автобусной остановке? Что с тобой?»

«Я хочу писать, тетя Надя».

Куманин слушал всю эту ахинею, приоткрыв рот. Он даже вздрогнул, когда раздался щелчок, сигнализирующий о том, что кассета закончилась. Он перевернул ее и стал слушать дальше.

«Алеша, — он снова услышал Надин голос, — почему учитель повесил в твоей комнате эту картину? В войнах гибли и другие корабли. Почему он выбрал эту?»

«Потому что самому Дантону отрубили голову, так он говорил. А потом назвали его именем корабль. Что людей сначала убивают, а потом прославляют. Он считал это странным. Дантон никак не мог представить, что его друг Робеспьер отправит его на гильотину. Никто не мог подумать, что линкор „Дантон“ потонет от одной торпеды. Учитель считает все эти вещи снами. Он всегда говорил, что кошмары во сне способны душить, если не проснуться».

«Ты убедился, Фил? — спросила Надя, — Что скажешь?»

«Да-а, — протянул мужской голос, видимо принадлежавший Феофилу. — Нарочно не придумаешь. Ты проверяла его щитовидку?»

«Все в пределах нормы, — отвечал Надин голос. — Ты улыбаешься, Фил? Надеюсь, не думаешь, что я заставила его выучить все это наизусть и пересказать в твоем присутствии? Ты что-нибудь сам слышал об этом „Дантоне“? О корабле. Я, например, даже не знаю, в какой войне это произошло. А ты?»

«Понятия не имею, — признался Фил, — откуда мне знать подобные вещи? Такой информацией владеют во всем мире только очень узкие специалисты. Уверен, что во всей Москве найдется человек пять, знающих об этом. Из них половина состоит на учете в психдиспансере. Если человек знает и помнит подобные вещи — он ненормальный. Можешь мне поверить».

«Это произошло, — раздался голос Алеши, — 19 марта 1917 года у побережья Сардинии. Немецкая подводная лодка U-64…»

«Алеша, — сказал Феофил. — Ты понимаешь о чем ты говоришь?»

«Понимаю», — ответил мальчик.

«Что такое подводная лодка?»

«Это боевой корабль, который благодаря прочному водонепроницаемому корпусу и системе цистерн затопления может действовать под водой. Когда-то для этой цели использовались бензиновые и электрические двигатели, затем дизельные, а в настоящее время атомные. Хотя этому виду оружия еще нет и ста лет, именно подводные лодки сегодня в состоянии всего за несколько минут уничтожить планету своими ядерными ракетами, запущенными из океанских глубин. Учитель говорил мне…»

Наступило молчание. Затем Надя спросила:

«Что с тобой, Алеша?»

«Тетя Надя, — сказал мальчик, — вы мне обещали конфетку, если я расскажу этому дяде о „Дантоне“.

«Алеша, — ответил Надин голос, — нельзя так много есть сладкого. Ты можешь заболеть».

Раздалось хныканье ребенка и голос Феофила:

«Дай ему конфету. Что ты, в самом деле? Возьми, Алеша, не плачь, маленький».

Затем снова голос Нади: «Ну, что ты на все это скажешь, Фил?»

«Да, это все очень интересно, — ответил Феофил, — ты знаешь, Надь, в некоторых деталях это напоминает то, что произошло в Фатиме. Там девочка говорила как бы от имени Божьей Матери, предостерегая людей. А этот мальчик говорит как бы сам от себя, видимо, он еще мал, чтобы осознать, что служит всего лишь рупором, и, возможно, благодаря каким-то особенностям организма. Ты заметила, что он то включается, то отключается, и при отключениях ведет себя совершенно адекватно своему возрасту. Также вела себя и Лючия Эбобера в Фатиме. Хотя она была немного постарше Алеши. Сколько ей было лет? Ты не помнишь?»

«Кажется 9 или 10, — сказала Надя. — Я постоянно стараюсь понять, что ты хочешь сказать, Фил, но до конца не могу. Если эти дети служили всего лишь чьим-то рупором, то — чьим? Это ведь уже область совершенно далекая от науки. Я бы даже сказала, что это уже область чистой фантастики, даже не очень научной фантастики. Это уже уровень сказок».

«Можно, конечно, все считать сказками, — ответил Феофил, — если бы не одно маленькое обстоятельство. Свидетелями так называемого „Фатимского чуда“ были сотни людей, а Алеша Лисицын не сидел бы сейчас рядом с тобой на диване. Верно, Алеша?»