Быль и легенды Запорожской Сечи

Хотя было уже ясно – Дорошенко специально задирает Польшу, как нахальный мальчишка, за которым стоит здоровенный дяденька и ждет повода вмешаться. Поляки встревожились. В Москву поехали их посольства просить о союзе. Однако вопрос был далеко не простой. Турки представляли общую угрозу для обеих держав. Но и паны были слишком сомнительными «друзьями». Еще свежа была память, как они натравливали на Россию татар, как легко нарушали договоры, если полагали это выгодным для себя. А сейчас король Михаил Вишневецкий умолял о помощи, но в это же время устроил дикие гонения на православных, многим пришлось эмигрировать. Курляндский герцог Якоб даже построил новый город Якобштадт, населив его православными беженцами. Даже в проекты договоров о дружбе польские дипломаты исподволь включили пункты, чтобы царь пустил в Россию иезуитов, дозволил строить католические храмы.

Но и сторонника сближения с Польшей, Ордина-Нащокина, царь уже отправил в отставку. Переговоры возглавили бояре Матвеев и Долгоруков, они заняли осторожную позицию. Иезуитов и костелы, разумеется, отвергли. С необходимостью союза согласились, но за это добились, чтобы поляки признали русскую власть над Киевом. А от конкретных обязательств уклонились, сохранили за Россией право действовать в зависимости от ситуации. Пообещали только посылать против турок отряды донских казаков, калмыков и ногаев. Царь оказал Польше и дипломатическую поддержку, попытался предостеречь Турцию от опрометчивых шагов. В Стамбул отправилось посольство Никифора Ванюкова и Василия Даудова, предложило султану присоединиться к мирному договору России и Польши. Алексей Михайлович предупреждал, что в случае нападения на польского короля будет вынужден помогать ему: «То и мы, христианский государь, за него вступимся и учнем против вас промысел чинить и наше повеление пошлем донским атаманам и казакам, чтобы они на Дону и Черном море всякий военный промысел имели». Но великий визирь заносчиво потребовал, чтобы Россия оставалась в стороне от «польских дел». Иначе, мол, и вам достанется. Война в Стамбуле была предрешена.

Запорожцы пишут турецкому султану

В марте 1672 г. султан Мехмед IV прислал вдруг полякам резкий выговор за то, что они «беспокоят» владения Дорошенко, вступившего в число «невольников высокого порога нашего». Король пробовал оправдаться, отвечал, что Украина «от веков была наследием наших предшественников, да и сам Дорошенко не кто иной, как наш подданный». Для турок такого ответа оказалось достаточно. За Дунай двинулась огромная армия, 100–150 тыс. воинов. Речь Посполитая сумела выслать навстречу лишь 6-тысячный отряд Лужецкого. На Южном Буге он потрепал татарские авангарды и под натиском врагов отступил в Ладыжин, где стояли казаки Ханенко. Османы окружили их, заперли в городе, турецкие колонны потекли по украинским дорогам.

Россия старалась уточнить, как отреагируют на начавшуюся войну западные державы. Посольства Алексея Михайловича разъехались в Англию, Францию, Испанию, Швецию, Австрию, Рим, говорили о возможности совместных действий против «общего христианского неприятеля – турского салтана и крымского хана». Но откликнулся лишь папа Климент Х, да и его интерес оказался весьма специфическим. Он уклонялся от обсуждения военного сотрудничества, зато попытался вести переговоры о «соединении церквей на некоторых условиях».

Словом, союзников искать было негде. А на Левобережье Украины старшина снова показала свою ненадежность. Гетман Многогрешный еще недавно был помощником у Дорошенко, а когда в дело вступили османские полчища, призадумался, не пора ли перекинуться обратно? Но другие казачьи начальники и сами не прочь были урвать гетманскую булаву, зорко следили, на чем бы его поймать. Генеральный писарь Мокриевич, войсковой обозный Забелло, судьи Домонтович и Самойлович, переяславский, нежинский и стародубский полковники обратились к царскому воеводе Неелову, представили обвинения, что Многогрешный сносится с Дорошенко, соглашается признать власть султана. Неелов медлить не стал, помнил, что случилось при Брюховецком. Арестовал гетмана, отправил в Москву. Боярская дума приговорила его к смерти, но Алексей Михайлович помиловал, ограничился ссылкой в Сибирь.

А старшина, избавившись от Многогрешного, круто сцепилась между собой. Покатились склоки, дрязги, подсиживания. В Батурин, гетманскую столицу, приехал Сирко, хотел поточнее разузнать, какого кандидата поддержать запорожцам. Но он был слишком популярен среди простых казаков. Начальники перепугались, как бы подчиненные не возвели его в гетманы, и поспешили устранить. Оклеветали, будто он враг царя, служит польскому королю, не зря же воевал за него вместе с Хоненко! В неразберихе и под горячую руку Сирко тоже взяли под стражу, отвезли в Россию и сослали в Тобольск.