Рафа ушёл. У него сегодня ночная. Ника отхлебнула белого сухого и всхлипнула. На десертной тарелке лежали два кусочка сыра, шесть ломтиков сырокопченого филе, пара тостов и десять фисташек без соли. Две белоснежные салфетки. “Всё пополам”, – подумала девушка и произнесла:
– Я тебя любила. Ты один меня понимал, когда другие осуждали, был ближе всех …перед родителями защищал…
Ника отпила ещё солнечной жидкости из бокала и продолжала:
– Вот ты весь в медалях, а я и не знала, что ты такой герой и важный. Скольких ты спас? Что молчишь? Скромничаешь? Знаю, что многих и предотвратил смертей ещё больше. Вон смотри, сколько о тебе пишут и всё только хорошее: доброй души человек, безотказный, открытый, сердечный, искренний, профессионал… столько учеников вырастил, столько спасателей воспитал… скольким людям помог… честь и совесть… Настоящий полковник.
Ника сделала два глотка холодного вина и заревела навзрыд. Потом сказала:
– Постой, сейчас оливкового масла возьму, оно у них тут отменное, – вернулась за стол, капнула зелёного золота на поджаренный хлеб, положила на него кусочек филе, отправила всё это в рот и продолжила:
– А помнишь, ты нам с Тоськой платья подарил? Ей розовое, глупое. А мне – зелёное, умное, – Ника засмеялась сквозь слёзы, – Я знаю, просто ты меня больше всех любил. И называл рыжей умницей. Мне страшно нравилось…
Последние капли солнца расплескались по стеклянным стенкам. Ника подняла бокал:
– В твою честь! – сказала она, допила вино и продолжила:
– Вот я говорю, говорю, а ты всё смотришь на меня, взгляд прямо как у мамы, пристальный, с прищуром. Смотришь и молчишь. И больше никогда не заговоришь. Ни-ког-да.
Девушка посмотрела прямо перед собой. С экрана телефона на неё смотрел пожилой офицер в медалях, перевязанный чёрной ленточкой. Ветеран МЧС. Её крёстный. Настоящий Полковник. Настоящий. Человек.
Посвящается моему дяде. Он умер сегодня утром, 21 февраля 2022, от осложнений ковида.
Берегите себя.
Шторм
Воздушное безе вдруг потемнело и набросило тень на разлившийся внизу алюминий. На глазах Ники жидкий металл стал чернеть. Мгновение тишины разбилось о ветер, который поднимал волны на дыбы. “Беги!” – пронеслось в голове у Ники. Но упрямое желание запечатлеть на камеру стихию превратило страх в азарт. Она осталась.
Руки дрожали. “Быстро! Быстро!” – командовала себе Ника, готовя камеру.
– Мы с тобой одной крови! Моя тоже солёная!! – кричала Ника в сторону морского дьявола и не слышала своего голоса. Ветер взвизгивал в ушах под гул взбеленившихся волн.
Она вцепилась в камеру, как в спасательный островок, и нажала “запись”. Через объектив Ника видела, как неистовым зверем море неслось на неё с одним желанием – растерзать. Беззубая пасть горбатой волны почти достала. В последний момент Ника успела отскочить назад. Потерявшая силу водяная плоть ударила её наотмашь и сбила с ног.
– Похоже, съемка тебе не по вкусу! – крикнула Ника, отползая назад. Побелевшие пальцы не выпустили камеру ни на секунду. На обеих не осталось сухого места. Но это ничего. Камера не боялась воды, а Нике было все равно. Она встала.
Необъятная свинцовая лавина, закрыв собой мир, неслась к берегу. “Это может быть моей последней съемкой”. Не отрывая глаз камеры от стихии, Ника быстро пятилась, почти бежала. Гигантская волна догнала. Выбила камеру из рук и потащила с собой.
У неё заканчивалось дыхание, когда другая волна перехватила её и выплюнула из пасти на берег. “У меня есть несколько секунд. Камера… Где камера?” Она увидела её в нескольких метрах от себя. Пошатываясь и увязая в песке, она добежала до неё. “Цела!” – выдохнула Ника и обернулась. Небо и земля исчезли. “А теперь представь, что у тебя крылья”, – приказала себе Ника.
Шторм бушевал несколько дней. В одном из выпусков новостей Валенсии сообщали о жертвах и разрушениях на побережье и показывали снятые очевидцами видео. Уютно устроившись под пледом с бокалом красного Protos, Ника не без самодовольства наблюдала собственные кадры с экрана телевизора.
Вы когда-нибудь попадали в шторм?
Шах и мат, или Ферзь, визирь и королева Испании
– Партию в шахматы?
– Пожалуй.
Странно одетый господин расставил фигуры. Он казался из другого измерения. «Похож на древнего араба», – подумал начинающий гроссмейстер.
Он быстро пожалел о своём предложении незнакомцу сразиться. «Древний араб» играл, как шахматный Бог, и молодой человек чувствовал себя уже не гроссмейстером, а юным натуралистом.