Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия

многочисленные лаборатории с безобидными названиями, которые часто называют „ящиками”, так как их настоящие адреса скрыты номерами почтовых ящиков: например, Экспериментальное КБ Министерства химической промышленности…»

Когда я в первый раз прочитал эту статью в International Herald Tribune, я чуть не подпрыгнул: ведь это же наша идея – составить черный список учреждений, где работали отказники, чтобы организовать международный бойкот. В статье было сказано «сотни учреждений», и приведена статистика – значит, список готов. Дата публикации – ноябрь 1976 года, значит, Щаранский передал список в прессу сразу после победы Джимми Картера, когда было ощущение, что новая администрация займет активную позицию в отношении прав человека в СССР. Увы, Картер не оправдал наших надежд; начав президентство с демонстративной поддержки диссидентов и отказников, в течение полугода он заметно сбавил тон. В начале 1977 года были арестованы Орлов, Гинзбург и Щаранский. И вот сейчас злополучная статья Тота лежит на столе у сидящего передо мной израильского шпиона и выглядит отнюдь не как грозное оружие в борьбе с советской властью, а скорее как оружие советской власти против нас самих.

– Должен признать, – сказал я, – что Нехемия был прав, когда отговаривал нас от этой затеи. Ясно, что черный список будет использован против Щаранского. Но если хочешь знать мое мнение, то я бы не отступал, и именно сейчас организовал бойкот по всему черному списку. Нападение – лучшая защита. Ведь вопрос о том, ведутся ли в этих учреждениях военные разработки, – по-прежнему слабое место противника.

– А ты не думаешь, что ваш черный список мог быть операцией ЦРУ? – вдруг ошарашил меня вопросом Яка.

Я посмотрел на него как на сумасшедшего:

– Яка, черный список придумали Лернер, Щаранский и я. По мотивам моего успеха по теме генетики. Ты хочешь сказать, что мы работаем на ЦРУ?

– Нет, не хочу. Но что ты скажешь о показаниях Липавского?

Саня Липавский был скользким типом с ухоженными усиками и бородкой, плохо маскировавшими безвольное лицо. Он некоторое время крутился около Щаранского и даже снимал с ним на паях квартиру. Он, безусловно, мог знать о черном списке. За десять дней до ареста Щаранского в «Известиях» появилось письмо Липавского, в котором он признавался, что вместе с Щаранским был завербован ЦРУ. По словам Липавского, на ЦРУ работали также Володя Слепак, профессор Лернер и Виталий Рубин, а также американские журналисты Джордж Кримски из АП, Альфред Френдли из «Ньюсуика», Боб Тот из «Лос-Анджелес таймс», Питер Оснос из «Вашингтон Пост» и Крис Рен из «Нью-Йорк таймс», то есть вся моя московская компания.

– Яка, это полная чушь, – сказал я. – Цвет американской прессы в Москве не мог быть агентурой ЦРУ. Этому никто не поверит. Липавский – дешевый провокатор. Что значит его слово против слова американского президента?

Я имел в виду заявление Джимми Картера после ареста Щаранского, что тот никогда не был связан с ЦРУ.

– То есть ты абсолютно уверен, что ЦРУ здесь ни при чем? – настаивал Яка.

– Яка, объясни мне, зачем это нужно ЦРУ? – спросил я. – Связываться с отказниками было бы с их стороны верхом идиотизма.

– Ты их плохо знаешь, – вздохнул Яка.

* * *

Увы, упорные попытки израильского разведчика найти в деле Щаранского торчащие уши ЦРУ в действительности отражали печальную реальность. Полгода спустя, когда дело Щаранского дошло до суда, в «Нью-Йорк таймс» появилась статья:

«ВАШИНГТОН, 7 марта 1978 года – Источники в американской разведке подтвердили… что д-р Саня Липавский сотрудничал с ЦРУ в продолжение менее года в 1975-1976-м и предоставлял информацию о советском научном сообществе.

Этот вопрос стал барометром советско-американских отношений с тех пор, как президент Картер проявил к нему личный интерес. На пресс-конференции 13 июня прошлого года он заявил, что „абсолютно убежден”, что г-н Щаранский никогда не работал на ЦРУ. Осведомленные источники сегодня подтвердили, что на тот момент президент знал о связях г-на Липавского.