Был однажды такой театр (Повести)

На другой половине кровати — у нас ужасно роскошная кровать в четыре метра шириною и с балдахином — сопит Лаци. Я не перестаю ему удивляться, он даже сопеть умеет содержательно и с неподдельной глубиной, он у меня такой, это свойство его мастерства: во всем может выявить какую-то глубину, даже в сопении. Так благородно и интеллигентно спят разве что ученые с мировым именем, ну, может быть, еще государственные деятели, страдающие глубокой духовной жизнью. Да, Лаци умеет выразить своим изысканным и утонченным пыхтеньем, что он в настоящее время самый популярный актер Венгрии и награжден всем, чем только можно, мало того, он даже умудряется дать почувствовать, что его деятельность вовсе не независима от общего роста уровня культуры.

А что, если бы это солнечное пятнышко у меня на плече вдруг защебетало, как настоящая птица? Вот, пожалуйста, опять пришло в голову красивое и поэтичное, совсем как в детстве, когда мне постоянно лезли в голову разные необычные мысли. Я-то думала, что мысли мои необычайно красивы, но потом, когда мне исполнилось восемнадцать, появился Лаци и объяснил мне, что я просто глупая.

2

Человеческая природа — неразрешимая загадка. До сих пор не пойму, почему я была так счастлива, когда провалилась на вступительном экзамене в Театральный институт. Провалил меня Лаци.

Он уже в то время был знаменитым артистом, на которого простые смертные взирали как муравьи на кафедральный собор.

— Какой последний спектакль вы смотрели? — спросил он, восседая за покрытым красной скатертью столом, а справа и слева от него тянулись две глухих стены мрачных членов приемной комиссии.

— «Мостостроителей», — ответила я.

— Вам понравилось?

— Нет.

— А знаете ли вы, что эту пьесу наградили премией имени Кошута?

— Нет.

— И все же, что вы можете сказать об этом произведении?

— Что оно скучное.

— И все?

— Все.

Стены еще мрачнее уставились на меня. А он улыбнулся. Так, улыбаясь, он и вписал в мой экзаменационный билет «неуд».

3

Я ждала его около института: мне показалось, что своей улыбкой он хотел утешить меня. Блеснувший на окнах кафедрального собора свет я сочла персональным, мне одной предназначенным подарком.

— Большое вам спасибо.

— Вы очень огорчены?

— Да что вы…

Я не смела сказать ему, что счастлива, в этом я признаюсь только сейчас, здесь, в постели, глядя на него, на его правильный нос, одинаково совершенный и в классическом, и в современном репертуаре.

Я проводила его до театра. Чего я ему только не наговорила, всю свою жизнь шиворот-навыворот перевернула. У ворот театра, когда я почувствовала, что он хочет со мной проститься, я быстренько перешла к своему духовному миру.

В глубине души я уже в семь лет была актрисой. Самый первый урок в школе учительница начала словами: «Сердечно приветствую вас, дети», и я встала и поклонилась. Однако никто на меня не обратил внимания, тогда, воспользовавшись минутной тишиной, я встала из-за парты и выпалила выученное в детском саду четверостишие. Декламацию я завершила новым поклоном.

— Честно говоря, мне хотелось поклониться даже тогда, когда вы поставили мне «неудовлетворительно», — завершила я свое признание в моих актерских притязаниях.

— Странные у вас представления о театральном искусстве, — протянул он на прощание руку.

— Почему? — спросила я, смело глядя ему в глаза. — Я не знаю о театральном искусстве ничего, кроме того, что хочу стать актрисой.

4

Каждый день я часами прогуливалась перед его виллой, перед той самой виллой, в которой уже десять лет живу как его жена.

Своей постройкой наш дом обязан киноролям Лаци. С возведением стен связаны образы крестьян-середняков, трудно находящих свою дорогу в жизни, настилке паркета и покрытию крыши способствовали два дальновидных партсекретаря, облицовка кафелем ванной и кухня с мойкой и сушилкой слопали капитана-куруца и гонведа 1848 года, а построенный прошлым летом бассейн в саду нам удалось сделать благодаря одному не находящему выхода из жизненного тупика и кончающему самоубийством профессору.

После девятидневного стояния в карауле я наконец вывела его из терпения. Я скромно прогуливалась взад-вперед по противоположной стороне, когда он ко мне подошел.

— Какого черта вы здесь постоянно торчите? — спросил он весьма грубо.

Я остановилась и собралась со всеми своими душевными силами.

— Я хочу быть актрисой, — посмотрела я на него отчаянно, любуясь тем временем его изумительным носом, который и сейчас, в этот утренний час, разглядываю с таким восторгом.

— Вы же сдавали вступительный экзамен, не ответили, больше я ничего не могу для вас сделать.

— Я хочу быть актрисой, — повторила я, стараясь придать голосу как можно больше смелости, а на самом деле совершенно отчаявшись.

— Вы можете снова попытать счастья на будущий год. Это ваше право, больше мне нечего вам сказать, всего хорошего.

— Если я не стану актрисой, то…

— Послушайте, не смейте мне угрожать! — перебил он.

— Я не угрожаю.

— Не смейте мне тут кричать, что покончите с собой.

Я затрясла головой: