Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

Отвечая на обвинение в том, что он в последнее время воздерживался при голосовании в Политбюро важнейших хозяйственных решений и тем самым чуть ли не устраивал обструкцию, Троцкий заявлял, что такая его позиция объяснялась тем, что большинство Политбюро игнорировало его предложения о предварительной проработке всех хозяйственных вопросов специалистами перед их вынесением на решение высшего партийного органа. «Ведь если… такой предварительной проработки нет, то как можно такие вопросы разрешать? Этого я абсолютно не понимаю. Ведь я лично не могу голосовать на Политбюро, если опытные люди, которые собаку на этом съели, не проработают предварительно этих вопросов. Ведь не могу я построить своё мнение на тех сухих, полуказённых препроводительных бумажках, какими являются в большинстве случаев рассылаемые материалы» [264].

Утверждая, что «наши кризисы на 50, 75, быть может на 100 процентов усугубляются бесплановым подходом к вопросам нашего хозяйства», Троцкий напоминал, что он неоднократно говорил об этом в Политбюро: «Меньше полицейщины, больше плана». Но поскольку «в Политбюро есть другое Политбюро и в ЦК есть другой ЦК» [265], то от решения основных экономических вопросов он был фактически отстранён. Поэтому он избрал единственный оставшийся у него путь — направить в ЦК письмо с изложением своих взглядов на создавшееся положение.

Касаясь содержавшихся в «Ответе членов Политбюро» обвинений в бонапартизме, в сосредоточении в своих руках «неограниченных полномочий в области военного ведомства», Троцкий отмечал, что во главе почти всех военных округов стоят сторонники большинства Политбюро, «только в Москве случайно руководит округом ужасный „троцкист“ — Муралов» [266].

Говоря о содержании, которое вкладывалось в слово «троцкист», широко пущенное в обиход триумвиратом и его сторонниками (понятие «троцкизм» тогда ещё не употреблялось), Троцкий заявлял, что «троцкистами» называют сейчас тех, кто не борется активно против Троцкого. Ибо, что такое иное „троцкист“? Я не знаю никакого другого объяснения. Я никогда не выносил из стен ЦК разногласий, которые в нём были, никогда не сообщал их партийным товарищам, не пытался их объединить, организовать группу, фракцию» [267]. Между тем за последнее время имел место ряд перемещений и смещений так называемых «троцкистов», прежде всего из руководящих военных органов. «Всякий работник, работающий со мной, и просто, без всяких там групповых или политических соображений, просто могущий со мной работать, сейчас же тем самым берется под подозрение, как „троцкист“… И вот, товарищи, эта картина, когда убирают от меня людей, с которыми я могу работать, и окружают людьми, активно против меня настроенными, ведь это же картина полной изоляции» [268].

Останавливаясь на причинах того, почему он не обратился в Центральную Контрольную Комиссию по поводу ведущейся против него борьбы, Троцкий подчёркивал, что члены ЦКК знали о фактах преследований так называемых «троцкистов», об их смещениях и перемещениях, но никак на это не реагировали. «Как же я мог, зная всё это, переносить вопрос на решение ЦКК? У меня не было доверия к большинству ЦКК и нет его» [269]. Троцкий утверждал, что верхушка ЦКК во главе с Куйбышевым и Ярославским стала орудием Секретариата ЦК во внутрипартийной борьбе.

В заключительной части своей речи Троцкий пытался воззвать к разуму и совести участников заседания, предельно откровенно и с нескрываемой болью говоря как о невыносимых условиях, которые были созданы для него большинством Политбюро, так и о тяжёлых последствиях для судеб партии, которые может повлечь принятие предложенного пленуму постановления: «Товарищи, я буду говорить начистоту. У нас есть в Политбюро товарищи, которые хотят это дело довести до конца — в смысле постоянного углубления разногласий, стремятся к тому, чтоб… сделать невозможной дальнейшую совместную работу.

Я думаю, что большинство ЦК и партии этого не хочет. Но то одностороннее решение, которое здесь подготовляется и которое вам предложат вынести… создаст опору для тех, кто хочет уничтожить почву для дальнейшей совместной коллективной работы.

Товарищи, прежде чем голосовать за него, постарайтесь продумать и понять моё положение… Товарищи, я был в отчаянно трудном положении, положении поистине трагическом. В то время, как эта сеть опутывала меня, я ничего не мог объяснить, не мог никому раскрыть, что правда, не мог принять бой. Но эту сеть разорвать было нужно…

Подумайте, товарищи, прежде чем принять решение. Если вы ступите на тот путь, на который вы как будто бы хотите вступить, вы сделаете огромную ошибку» [270].