Были 90-х. Том 2. Эпоха лихой святости

У родителей Тима был свой дом недалеко от старой части Нюрнберга. Там мы и разместились.

«Мы» — это я и Жанкин друг Эдуард из Питера.

В ночь перед свадьбой мы втроем — я, Жанка и Эдуард — сидели в подсобном помещении громадного немецкого дома и спорили.

В подсобку мы перебрались, потому что спорили мы громко, а хозяева уже спали.

— Если ты живешь в другой стране, ты должна полностью перенять ее обычаи, а иначе зачем переезжать? — говорила Жанка.

— Почему бы не сохранить культуру? Почему бы не дать ребенку возможность выучить твой родной язык? — не соглашалась я.

— Потому что это будет обидно для мужа!

— Если он женится на тебе, русской, то он готов принять твою культуру.

— Он любит меня вне зависимости от того, кто я по национальности. А может, и вопреки этому. Танюх, ты же видела железный крест — награду его деда. Дед очень гордится, что получил ее, сражаясь с русскими. А Тим гордится дедом.

— И ты готова забыть нашу историю?

— Я буду помнить, Танюх. Где-то в глубине души. Ну правда.

— Жан, ты понимаешь, что ты говоришь?

— Это мой выбор.

— Но ведь я читала Тиму стихи Дольского, переводила их на английский. И он против любой войны, он считает, что Германия была не права, но его дед выполнял свой долг.

— Да. И я против войны. Поэтому мы не будем углубляться в эту тему, чтобы не ссориться на ровном месте. Я уважаю обычаи Германии. И буду уважать их, если собираюсь здесь жить.

— Эдик, что ты молчишь? — спросили мы одновременно у притихшего питерца.

Эдуард смотрел на Жанку и молча кивал.

А уже перед самым сном долго рассказывал мне о своей неразделенной любви к нашей невесте.

Не знаю, принято ли у немцев говорить длинные тосты. Но на этой свадьбе речи присутствующих были такими, что им позавидовал бы любой грузинский тамада.

Я минут десять вещала про дружбу между народами.

Эдик легко переплюнул меня, сообщив на хорошем немецком, что жена должна любить своего мужа и полностью растворяться в нем, и сделал вывод, что лучше Жанки в этом вопросе не найти.

А растроганный дедушка Тима прочел длинную поэму немецкого автора, после чего сообщил на английском, что Россия этим вечером одержала победу без боя. Чем вызвал сначала шок, а потом аплодисменты присутствующих, многие из которых не подозревали, что герр Альберт знает иностранный язык.

Русская делегация в нашем лице аплодировала громче всех. Победа так победа.

Из ресторана мы ехали на такси.

Смесь немецкого пива и русской водки сделали свое дело.

Жанка и Эдуард открыли окна и орали «Катюшу» и «День Победы».

Тим счастливо и непонимающе улыбался.

А я смущалась, пыталась делать вид, что я не с ними, и думала о том, что, когда переезжаешь в другую страну, нужно уважать ее обычаи.

Олег Волков

Казань

До 90-х — ассистент кафедры почвоведения Казанского университета, в 90-е — предприниматель, сейчас замдиректора Академического лицея им. Лобачевского.

Казань — Варшава. Записки начинающего челнока

Вместо предисловия: в конце девяностых сидел я в компании знакомых. Большинство занимались тогда челночным бизнесом. Начали вспоминать о приключениях, которые случались в разных странах. И тогда Гарик, бывалый челнок, говорит мне — напиши о нас книжку, а истории мы тебе подгоним. Надо заметить, одну историю про него я слышал — его кинули в Китае, и он остался там без денег и документов. Зарабатывал себе на жизнь армреслингом на местном рынке и даже стал чемпионом. А я тогда уже ВГИК закончил и все присутствующие не сомневались в моей карьере. Но времена были не те. И вот недавно, с легкой руки Александры Марининой, узнал про проект «Народная книга. Были 90-х». Мне вспомнился тот разговор, и я подумал: «Время пришло».

Я работал тогда в Казанском университете ассистентом. Времена были, прямо сказать, революционные. Большинство занимались тем, что распродавали то, что можно было продать; аудитории сдавались в аренду одноразовым фирмам. С нашей кафедры взять было нечего, и оставалось заниматься наукой. Так как наш универ свято хранил память о нескольких месяцах, проведенных молодым Ульяновым в его стенах, наш инженер Камиль, подражая Владимиру Ильичу, голосом актера Щукина сообщал: «Я Наденьку за кипяточком на вокзал отправил. Морковный, товарищи, пить будем?» И ставил чайник на газовую горелку. Чай, правда, мы пили плиточный, отдающий пылью грузинских дорог, которую явно туда добавляли. Да что там чай, развесной табак нам приносил какой-то местный алкаш, сигареты были несбыточной мечтой. Самокрутки научились делать, даже самогон пытались гнать в шведском дистилляторе. Питание обеспечивалось со своих огородов. Наконец мой брат, явно обеспокоенный моим существованием, решил вовлечь меня в сферу челночного бизнеса, коим он занимался уже несколько лет, и небезуспешно. Тогда этим занимались многие. И предложил мне поездку в Варшаву в качестве своего напарника.

Казань — Москва