Были – небыли

Не знаю, почему.

Друг-товарищ за пригорочком лежит.

Может – спит товарищ, может быть –убит,

И не наша в том вина,

И звенит, звенит она –

Тишина. Тишина. Тишина.

Уж на исходе силы,

Иссяк боезапас…

Давно все это было,

Но будто бы сейчас.

* * *

А окопы все полынью поросли –

Этой горечью разорванной земли.

Шумом той войны полна,

Здесь гремит она одна

Тишина. Тишина. Тишина.

На работе, в метро – отовсюду

Разговоры досужих людей,

Что такой-то – подлец и Иуда,

Ну, а этот – так вовсе злодей.

А казалось бы – так начинали!

Сами выбрали новую власть;

Рьяно взявшись за дело вначале,

Все равно эта власть зажралась.

Черт с ней, с властью, – другая приходит

К нам в Россию большая беда -

Разложенье, бесчестие – в моде,

Нету чести, любви и стыда.

Что любовь, если деньги – награда,

Что стыдиться, коль водкой залит, -

Ничего-то парнише не надо,

Ни о чем-то душа не болит.

Где же выход? Не знаю. Мне больно,

Ведь и сам ин-да выпить люблю,

Но березку, но степи привольные

Никогда не продам, не пропью.

Может, строки мои и пристрастны,

Может, зря ярлыки я леплю,

Но – мне страшно, отчаянно страшно,

Потому что Отчизну люблю.

* * *

Кровью пишем мы, кровь воспевая,

Кровь в стаканах, и кровь на руках -

Жизнь кровавая наша такая,

И сегодня здесь бал правит страх.

Страх – что сделал не то, что надо,

Страх – что слово сказал не то, -

Мы любому рассвету не рады -

Страх устроил из жизни лото.

Нам осталось не так уж и много,

Но так хочется, чтобы успеть

Сыну верную дать дорогу

Прежде, чем лебединую спеть.

На чужом берегу – от разрывов ни зги,

Зацепился там взвод Клептунова.

Связи нет, и приказ: хоть и лупят враги,

Через час связь должна быть готова.

Дан приказ. Нас полвзвода легло, но ползем,

Тянем кабель, одно сознавая:

Там ведь наши ребята лежат под огнем,

Берег наш от врага защищая.

Лейтенант – девятнадцать ему – молодец,

Бой толково ведет, дело знает.

Вижу – виллис штабной, подполковник-стервец:

– Почему связи нет?! Расстреляю!

Я – в охапку и в виллис его, подмигнул

Шоферишке – тот свой оказался,

Он баранку свою побыстрей крутанул

И погнал. Я за кабель вновь взялся.

Нам работалось трудно – фашист все мешал,

Но достали до Клептунова.

Тут из штаба звонок: “Что у вас за скандал?”

Лейтенант наш в ответ: “Связь готова!”

Лейтенант наш теперь – старшина:

Подполковник уж тот расстарался.

Но и орден дала лейтенанту страна

За живых. За тех, кто остался.

Пусть живет командир наш сто лет,

Подполковник судить был не вправе -

Лейтенанту ведь жить и за тех, кого нет,

Кто остался на той переправе.

В. Дедов – В. Дедову

Поливает дождем из свинца.

Нас в окопе всего только двое,

Мы оставлены здесь до конца

Может – жизни, а может быть – боя.

У меня есть в Сибири семья,

Ребятишки веселой гурьбою,

Вот за них до конца мне стоять

Может – жизни, а может быть – боя.

А земля горяча, нету мочи дышать.

Мы без счета врагов положили,

Да и сами остались в окопе лежать,

И до жизни чуть-чуть не дожили.

Так вот здесь и стоим, только в камне сердца,

Нам назначено было судьбою –

Здесь стоять за своих до конца,

Вечной памятью этого боя.

Тропинки детства пролегли

В садах, посаженных тобою.

Быльем они уж поросли,

Село – обижено судьбою, –

Стоит тихонечко в пыли.

Я много повидал дорог,

Но все ж сюда я возвращаюсь,

В зеленый счастья островок,

Который Родиной считаю,

Мой милый сердцу уголок.

Я знаю – каждый мой маршрут

Тебе слезинкой отзовется, -

Всегда дороги вдаль ведут.

Морщин добавят, – так ведется,

Что мамы деток ждут и ждут.

И вот, закончив свой виток,

Я снова здесь, средь тропок этих,

И я горжусь, что видеть мог

Наипрекраснейший на свете

Твой рукотворный островок.

Ветвей причудливым сплетеньем

Лес оградил себе мирок,

Чтобы ни ветра дуновенье,

Ни человек пройти не смог.

И все ж я здесь. Прости, дружище,

Я не нарушу твой покой.

Мне б посмотреть на токовище,

И на тетеревиный бой.

Но ты ворчишь – ведь я же слышу

Твой скрип и птичьи голоса.

Тебе дано, конечно, свыше

Хранить все эти чудеса.

Не трону я твою красу,

Дотронусь до нее лишь взглядом,

Я посижу с калинкой рядом,

И звон тиши на память унесу.

* * *

Прохладна ночь. И звезды мне, мерцая,

Морзянкой шлют из космоса привет.

И я машу рукою им в ответ,

Хоть в той морзянке ничего не понимаю.

Светает. Уж загомонили птицы,

И солнышко вот-вот уже взойдет,

И по небу вершить свой круг пойдет,

Чтоб завтра снова на востоке появиться.

И так кружит оно из века в век,

Даря нам радость, и тепло и свет.

И ничего прекрасней в жизни нет.

Жаль, что недолговечен человек.

Когда вселенная откроет

Мне памяти своей врата -

Мол, знай, что истина – в покое,

Что сущее, мол, суета,

Что нет в природе абсолюта,

А значит, правды нет нигде,

И вечно мы должны кому-то,

И нам должны – всегда, везде,

Все относительно, безлико -

Порядок, хаос ли настал,

И мир мне кажется великим

Лишь потому, что сам я мал,

И что предела нет познанью,

И места хватит чудесам, -

То я скажу с усмешкой: “Ранее

Всю эту чушь я знал и сам”.

* * *

Хоть со своей свиною рожей

В калашный ряд не лезу я,

Но: пара стройных женских ножек,

Иль эта вся галиматья?

Мне ножки во сто крат дороже.

Пролетела мимо твоего болота

Калена моя стрела.

Занедужилось мне нынче что-то,

Не туда тропинка привела.

Эй, избушка, повернись-ка задом к лесу,

Здесь и без тебя не продохнуть!