Былинки от Инки

на Забавушку. А та из жалкой

вдруг превратилась в дракона,

жаром дышит, со рта вони!

– Пришла, былинничек, твоя кончина! —

Горыныч цап когтями, волочёт в пучину

добра молодца на свет не поглядевшего,

удалого храбреца бездетного.

И кидает змей Добрыню в море синее.

Тонет богатырь. Картина дивная

пред глазами вдруг ему открылась —

это водное царство просилось

прямо в лёгкие богатырские:

вокруг всё зелёное, склизкое,

чудны водоросли и рыбы;

караси-иваси, как грибы,

по дну пешеходят хвостами.

Вот они то Добрыню подобрали

и вынесли на поверхность.

Но до брега далеко. Ай, ехал

мимо рыба-кит великан.

Он воеводушку взял

да на спину свою забросил.

А как забросил, так и загундосил:

– Гой еси, Добрынюшка победоносный,

ты избавь меня от отбросов:

на моей спине народец поселился

дюже нехороший, расплодился,

сеет, жнёт да пашет,

кожу мою лопатит.

От боли и жить мне тяжко.

Скинь их в море, вояжка!

Вздохнул богатырь, огляделся,

да уж, некуда деться:

сараи, дома и пашни,

люд песни поёт да квасит

капусту в огромных бочках;

сети ставят и бродят

рыбку большую да малую,

солят, сушат да жарят её.

Весело живут, не накладно.

Разозлился Добрынюшка: «Ладно,

помогу я тебе, рыба-кит,

только ты меня сумей благодарить:

довези до Москвы, до столицы.

Мне оттуда надобно пуститься,

сызнова да по ново,

на поиски нашей пановы,

племянницы князя Владимира.»

И меч булатен вынул он,

но вовремя остановился,

мысль темя пронзила. Не поленился

богатырь, взошёл на гору

да как закричит: «Который

год вы сидите на рыбе?

Вы ж не люди, а грибы!

Не мешайте жить животине.

Знаю я остров в пучине,

формами он, как рыба.

Вот на нём вам плодиться и треба!»

Развернул Добрыня кита

туда, где всё смыла волна,

и поплыли они к Сахалину,

там уже прорастала полынью

земелька после цунами,

а последние нивхи не знали

какая их ждёт беда:

люд дурной плывёт сюда,

чтоб раскинуть свои шатры.

Айны, это случайно не вы?

Но такова была сила природы:

кит с людьми уже на подходе,

близёхонько к берегу пристаёт.

Народ на сушу идёт

и дивится долго:

– Как же так? Есть реки, и ёлки

растут особенно смело,

а фонтанов нет. Не умеем

жить мы в таких условиях!

Но кит покинул уже акваторию,

ушёл в Атлантический океан,

коня богатырского подобрав.

А Добрыня махал им руками обеими:

– Да ладно вам, что из дерева сделано,

то и крепче намного!

Хотя, спросите об этом у бога.

Долго ли коротко, рыба-кит плыла,

но до моря Белого, наконец, дошла.

Простилась со спасителем и в обратный путь

от народа глупого отдохнуть.

Глава 5. Добрыня в гостях у деда Мороза и бабы Яги

А Добрыня в Архангельске попировав

дня эдак три, пустился вплавь

по реке Двине Северной,

на лодочке беленькой.

Доплыл он до Устюга Великого.

Потянуло в леса дикие

его кобылу верную,

та чует зло, проверено!

Доскакали они до избушки,

заходят внутрь, там заячьи ушки

дрожат и трясутся от страха.

Золотом шита рубаха

висит, дожидаясь хозяина.

– Неужто изба боярина? —

богатырь светёлку обходит,

в раскалённую баньку заходит.

Мужичок чудной в бане парится,

белый, как лунь; махается

вениками еловыми.

Белки в кадушки дубовые

подливают воду горячую.

– Мужик Забавушку прячет! —

подумал детина наш милый. —

Тук-тук, тут дева-птица не проходила?

Дед Мороз (а это был он)

немало был удивлён:

– Это ж ветром каким надуло

былинничка? Что ли уснула

во дворе охрана моя?

Пойду, вспугну медведя`!

– Медведя` покорить бы надо,

но зима на улице, и засада

в берлоге медвежьей особая:

не страшна вам дружина хоробрая!

Усмехнулся Мороз: «Верно чуешь,

с тобой, гляжу, не забалуешь.

Ну проходи, добрый витязь, омойся.

А в тёмну тайгу не суйся,

там баба Яга живая,

она таких, как ты, валит

целыми батальонами,

с друже своими злобными!»

– Так вот кто спёр царёву птицу! —

не на шутку Добрыня гневится.

Но однако

разделся, помылся и в драку

не поспешил отправиться,

а остался есть и бахвалиться.

Отдыхал богатырь так неделю.

Уже брюхо наел он

такое же, как у Мороза.

Не выдержал дед: «Воевода,

не пора ль тебе в путь пуститься?

А то царь, поди, матерится!»

Делать нечего, надо ехать.

Хорошо прибаутки брехать

за столом со свежесваренным пивом,

но не от хмеля воин красивый,

а от подвигов ратных.

Взял Добрынюшка меч булатен,

надел кольчугу железную,

пришпорил кобылу верную

и в тёмны леса галопом!

Допылил бы он так до Европы,

да на избу Яги наткнулся.

Шпионом хитрым обернулся

и айда на разведку.

Но ворон уж карчет на ветке,

бабу Ягу призывая.

Появилась старуха кривая,

будто выросла из-под земли:

– Нос, касатик, подбери!

Тебе чего от бабушки надо?

– Я, бабуля, не ради награды,

а пекусь о спасении жизни.

Забаву Путятичну, видишь ли,

злая сила, кажись, прибрала.

Ты деву-птицу не видала,

чи сама её съела в обедню?

Хоть где косточки закопала, поведай!

И тычет в бабулю палкой:

не Горыныч ли это? «Жалко

было бы съесть девицу,

чернавка самой сгодится, —

отвечает служивому ведьма. —

Слезай с коня, пообедай,

в баньке моей помойся,

кваску попей, успокойся.»

Беспокойно стало служаке,

вспомнил он богатырские драки —

последствия её гостеприимства.

– Не пора ли тебе жениться? —

вдруг ласковой стала Яга

и в избушку свою пошла. —

Сейчас покажу тебе девку,

краше нет! Та знает припевки

все, каки есть на свете,

и лик её дюже светел.