Былины

Основные направления в изучении былин развиваются и в советскую эпоху. Отголоски древнейших форм мышления в былинах исследуют В. Я. Пропп (1895—1970) и Е. М. Мелетинский. Связи русского эпоса с фольклором других народов анализируются В. М. Жирмунским (1891—1971), Б. Н. Путиловым, Ю. И. Смирновым. Отношение былин к исторической действительности освещают в своих работах С. Н. Азбелев, В. П. Аникин, Б. А. Рыбаков, М. М. Плисецкий. Немало трудов посвящено выявлению художественного своеобразия былин.

* * *

По научным собраниям былин постоянно издаются книги для массового читателя. Во второй половине XIX — первой половине XX в. широкие круги любителей народного творчества могли слушать былины в исполнении мастеров сказителей. Они выступали перед многочисленной аудиторией в Петербурге, Москве и других городах. Сказителя И. Т. Рябинина в 1902 г. тепло принимали города Болгарии, Сербии, Австро-Венгрии.

Об одном из выступлений знаменитой сказительницы и вопленицы Ирины Андреевны Федосовой в Нижнем Новгороде (1896) писал А. М. Горький в очерке «Вопленица».

«Где-то сбоку открывается дверь, и с эстрады публике в пояс кланяется старушка низенького роста, кривобокая, вся седая, повязанная белым ситцевым платком, в красной ситцевой кофте, в коричневой юбке, на ногах тяжелые, грубые башмаки. Лицо — все в морщинах, коричневое... Но глаза — удивительные! Серые, ясные, живые — они так и блещут умом, усмешкой и тем еще, чего не встретишь в глазах дюжинных людей и чего не определить словом ‹...›

Вы послушайте-тко, люди добрые,
Да былину мою — правду-истину!.. —

раздается задушевный речитатив, полный глубокого сознания этой правды-истины и необходимости поведать ее людям. Голос у Федосовой еще очень ясный, но у нее нет зубов, и она шепелявит. Но этот возглас так оригинален, так не похож на все кафе-кабацкое, пошлое и утомительно однообразное в своем разнообразии — на все то, что из года в год и изо дня в день слушает эта пестробрючная и яркоюбочная публика [...]. Все смотрят на маленькую старушку, а она, утопая в креслах, наклонилась вперед к публике и, блестя глазами, седая, старчески красивая и благородная, и еще более облагороженная вдохновением, то повышает, то понижает голос и плавно жестикулирует сухими, коричневыми маленькими руками.

Уж ты гой еси, родна матушка! —

тоскливо молвит Добрыня, —

Надоело мне пить да бражничать!
Отпусти меня во чисто поле
Попытать мою силу крепкую
Да поискать себе доли-счастия!

По зале носится веяние древности. Растет голос старухи и понижается, а на подвижном лице, в серых ясных глазах то тоска Добрыни, то мольба его матери, не желающей отпустить сына во чисто поле. И, как будто позабыв о «королевах бриллиантов», о всемирно известных исполнительницах классических поз, имевших всюду громадный успех, — публика разражается громом аплодисментов в честь полумертвого человека, воскрешающего последней своей энергией нашу умершую старую поэзию».

Артистка Ольга Эрастовна Озаровская, сопровождавшая пинежскую сказительницу Марью Дмитриевну Кривополенову в ее выступлениях, писала: «Как не растерялась старая нищенка перед лицом тысячной толпы? Это тайна артистической власти. Пусть она неграмотная нищенка, а в первых рядах сидят знатные, богатые, ученые, — но бабушка властвует над ними, потому что в эту минуту чувствует себя и богаче и ученее всех слушателей. Она поет «Небылицу», эту пустую и забавную чепуху, и так властно приказывает всем подтягивать, что тысячная толпа, забыв свой возраст и положение, в это мгновение полна одним желанием: угодить лесной старушонке. Обаяние ее личности, твердой, светлой и радостной, выкованной дивным севером, отражается в ее исполнении, и так понятен возглас толпы, одинаковый во всех городах: «Спасибо, бабушка!»[8]

У сказителей было право на внимание и уважение любых слушателей, будь то в крестьянской избе, у рыбачьего или охотничьего костра, будь то в первоклассном концертном зале. Они были хранителями памяти о героическом прошлом своего народа, более того: они чувствовали живую связь со временем богатырских подвигов. Многие варианты былин завершаются примерно такими стихами:

Тут век о Владимире старину поют, —

или:

Да мы с той поры Илью в старинах поем,
Да отныне поем его до́веку.