Былины

И будут они в Золотой орде,
У грозного царя Етмануила Етмануиловича.
Середи двора королевского
Скакали молодцы с добрых коней,
Привязали добрых коней к дубову столбу,
Походили во палату белокаменну.
Говорит тут Дунай таково слово:
«Гой еси король в Золотой орде!
У тебе ли во палатах белокаменных
Нету Спасова образа,
Некому у те помолитися,
А и не за что тебе поклонитися».
Говорит тут король Золотой орды,
А и сам он, король, усмехается:
«Гой еси Дунай сын Иванович!
Али ты ко мне приехал по-старому служить и по-прежнему?»
Отвечает ему Дунай сын Иванович:
«Гой еси ты, король в Золотой орде!
А и я к тебе приехал
Не по-старому служить и не по-прежнему,
Я приехал о деле о добром к тебе,
О добром-то деле — о сватанье:
На твоей, сударь, любимой-то на дочери,
На честной Афросинье-королевичне
Владимир-князь хочет женитися».
А и тут королю за беду стало —
А рвет на главе кудри черные
И бросает о кирпищат пол,
А притом говорит таково слово:
«Гой еси ты, Дунай сын Иванович!
Кабы прежде у меня не служил верою и правдою,
То б велел посадить во погребы глубокие
И уморил бы смертью голодною
За те твои слова за бездельные».
Тут Дунаю за беду стало,
Разгоралось его сердце богатырское,
Вынимал он свою сабельку вострую,
Говорил таково слово:
«Гой еси король Золотой орды!
Кабы у тя во дому не бывал,
Хлеба-соли не едал,
Ссек бы по плеч буйну голову».
Тут король неладом заревел зычным голосом,
Псы борзые заходили на цепях,
А и хочет Дуная живьем стравить
Теми кобелями меделянскими.
Скричит тут Дунай сын Иванович:
«Гой еси Еким сын Иванович{468}

!Что ты стал да чего глядишь?
Псы борзы заходили на цепях,
Хочет нас с тобой король живьем стравить».
Бросился Еким сын Иванович,
Он бросился на широкой двор,
А и те мурзы-улановья
Не допустят Екима до добра коня,
До своей его палицы тяжкия,
А и тяжкия палицы, медныя литы,
Они были в три тысячи пуд.
Не попала ему палица железная,
Что попала ему ось та тележная,
А и зачал Еким помахивати —
Прибил он силы семь тысячей мурзы-улановья,
Пятьсот он прибил меделянских кобелей.
Закричал тут король зычным голосом:
«Гой еси Дунай Иванович!
Уйми ты своего слугу верного,
Оставь мне силы хоть на семены,
А бери ты мою дочь любимую,
Афросинью-королевичну».
А и молоды Дунай сын Иванович
Унимал своего слугу верного,
Пришел ко высокому терему,
Где сидит Афросинья в высоком терему,
За тридесять замками булатными,
Буйны ветры не вихнут на ее,
Красное солнцо лица не печет.
Двери у палат были железные,
А крюки-пробои по булату злачены.
Говорил тут Дунай таково слово:
«Хоть нога изломить, а двери выставить».
Пнет во двери железные,
Приломал он крюки булатные,
Все тут палаты зашаталися.
Бросится девица, испужалася,
Будто угорелая вся,
Хочет Дуная во уста целовать.
Проговорит Дунай сын Иванович:
«Гой еси Афросинья-королевична!
А и ряженой кус — да не суженому есть{469}:
Не целую я тебя во сахарные уста, —
А и бог тебе, красну девицу, милует,
Достанешься ты князю Владимиру».
Взял ее за руку за правую,
Повел из палат на широкой двор,
А и хочут садиться на добрых на коней.
Спохватился король в Золотой орде,
Сам говорил таково слово:
«Гой еси ты, Дунай Иванович!
Пожалуй подожди мурзы-улановья».
И отправляет король своих мурзы-улановья
Везти за Дунаем золоту казну{470}.
И те мурзы-улановья
Тридцать телег ордынских насыпали
Златом и серебром и скатным земчугом,
А сверх того каменьи самоцветными.