Былое и книги

Я давно и безуспешно проповедую идею рубрики «Пропущенные даты»: незамеченные юбилеи великих людей говорят о наших сегодняшних пристрастиях едва ли не больше, чем громкие торжества. Никто не заметил юбилея Фритьофа Нансена, но что он, в сущности, такого совершил, чтобы претендовать на наше и без того переутомленное внимание? Ну провел пионерское исследование о нервной системе европейской миксины (отряд позвоночных класса круглоротых, если кто забыл), ну показал, что ее нервные волокна не связаны в единую сеть, – но теперь-то и без него каждый знает, что межнейронные взаимодействия основаны на синаптических связях. Ну пересек на лыжах Гренландию – так сейчас ничего не стоит проделать этот путь на вертолете. Ну наделал еще больше шуму своей полярной экспедицией на «Фраме», ну поставил мировой рекорд в прорыве к Северному полюсу – так и этот рекорд был побит через каких-нибудь пять лет и, самое обидное, уроженцем юга, итальянцем. Ну возвращал к нормальной жизни армады «перемещенных лиц» после столпотворения Первой мировой, ну легализировал существование тысяч и тысяч отверженцев при помощи «нансеновских паспортов», ну получил Нобелевскую премию мира – так кто ее только с тех пор не получал, а паспорта его Набоков пометил изящным «мо»: nonsens pass.

И все-таки издательство «Текст» при участии НОРЛА (Norwegian Literature Abroad) решилось издать подробную биографию норвежского национального героя «Фритьоф Нансен. Одна только воля»…

Для серьезных людей, которых волнует лишь полезное и престижное, интересного там немного, но те чудаки, которые считают мужество и благородство чем-то нетленным, проглотят все от первой до двухсотпятидесятой страницы. Для них цена подвига только возрастает, когда им становится известно, что совершил его не цельнометаллический рыцарь без страха и упрека, но человек, не лишенный, в общем-то, ни одной из наших слабостей. Он мог проявить жестокость к спутнику, среди полярного мороза провалившемуся в полынью («Мы же не бабы!»), мог во время бесконечного дрейфа впасть в хандру и даже осточертеть команде, и без того не знающей, чем занять себя, мог, отправляясь к полюсу, оставить жене, знаменитой норвежской певице, прямо-таки религиозное прощальное письмо («Ты – моя мадонна, перед твоим образом я каждый вечер стою на коленях»), а потом почти открыто изменять ей – но после ее внезапной смерти едва не отправиться от горя вслед за нею…

С тою же страстью отдавшись политике, он и там выказывал не меньше противоречий – почти всегда, однако, оборачивавшихся мудростью. Он очень умело воспользовался своей всемирной славой, дабы разорвать унизительную зависимость Норвегии от Швеции, которая вопреки педагогической либеральной сказке, подобно всем государствам на свете, отнюдь не собиралась добровольно расставаться со своим национальным достоянием. В какой-то момент Нансен, в сущности, уже призывал к войне во имя достоинства своего народа («Долой мир и давайте проявим героизм!») – оставаясь при этом противником референдума, ибо не был уверен, что народ сделает достойный выбор. Считаясь в теории республиканцем, счел более целесообразным сделать Норвегию монархией, не будучи уверен, «что республиканская форма правления так же идеальна на деле, как на бумаге». Он и вообще склонялся к формуле ибсеновского «врага народа»: право не большинство, а меньшинство. Но не всякое, а только компетентное. Поэтому и парламенты он предлагал компоновать не из «случайных» избранников народа, но из представителей профессиональных корпораций, кажется, опередив с этой идеей самого Муссолини. Лично себя же поисками критериев компетентности он не обременял: если приходил к какому-то решению, шел до конца, игнорируя людские мнения, как завзятый ницшеанец, и при этом неизменно служа людям.