Былое и книги

«В нашей стране, – пишет Л. Млечин, – сейчас считается, что устранение большевиками религии привело к оскудению народной нравственности, и это сделало возможным массовые преступления». Однако «в Германии церковь (причем только католическая) лишь в малой степени подверглась притеснениям, но народную нравственность сохранить не смогла». В нацистской программе 1920 года говорилось, что партия представляет точку зрения некоего «позитивного христианства» – вероятно, такого, которое прославляет не смирение и милосердие, а гордость и беспощадность, что есть, конечно же, отрицание христианских ценностей. Ну так и что? Кого когда волновала логика, когда речь шла о жизненных интересах? «С нами Бог», – писали нацисты на пряжках армейского ремня, обосновывая это тем, что в мире природы, где установлено прямое Божие правление без корректировки его жалкой человеческой этикой, сильные без всякой жалости пожирают слабых – нет таких заветов, которые человеческие страсти не сумели бы перетолковать в свою пользу: взаимопомощи в мире животных фашисты предпочитают не замечать. А заповедь «Не убий» вообще была объявлена еврейским изобретением, подброшенным хитрыми и слабыми мужественным и сильным, дабы уничтожить их волю к власти.

Но когда нацисты на практике взялись за истребление слабых и бесполезных… Сначала за их стерилизацию, и справедливости ради надо сказать, что образ племенного хозяйства в качестве образца для человеческого общества под красивым именем евгеники чаровал в ту пору умы многих мудрецов: в скандинавских странах стерилизовали умственно отсталых и психически больных людей; показанием к стерилизации могли служить даже «цыганские черты и склонность к бродяжничеству». В Австрии, Бельгии, Соединенных Штатах, Швейцарии, Японии стерилизовали умственно отсталых женщин и «неполноценных» детей. Но лишь нацисты довели эти идеи до их логического предела, ибо фашизм и есть бунт простоты против трагической противоречивости и непредсказуемости социального бытия (потому-то никогда и не удастся дать научное определение фашизма – он не несет в себе никакого особого качества, но лишь доводит до особой концентрации самые обыкновенные элементы общественной жизни). Замфюрера по партии Рудольф Гесс объявил и весь национальный социализм «прикладной биологией» – что не так уж далеко от истины.

Закон «О предотвращении потомства с нездоровой наследственностью» был разработан с большим размахом сразу же после прихода нацистов к власти, но его публикацию отложили, чтобы прощупать общественное мнение, ибо стерилизацию как средство выведения нового человека в энциклике 1931 года осудил римский папа: светская власть не должна брать на себя божественные функции. Однако же почти все германские католики сделали выбор в пользу нацистской власти, причем не только за страх, считает Л. Млечин, но и за совесть: евгеническая химера представлялась им вполне убедительной. Социально целесообразной и «научно обоснованной», тем более что ее защищали солидные люди, обладающие учеными степенями…

Наука тоже не гарантирует ни логической, ни нравственной безупречности, как и церковь. Она, правда, и не претендует на святость…

Фюрер не терпел никакого «двойного гражданства»: ты можешь быть или христианином, или немцем, но не тем и другим одновременно. Однако подавляющее большинство церковных деятелей отнеслось к этой нетерпимости вполне терпимо, уступая фашистскому кесарю не только кесарево, но и Богово. Поначалу, правда, до прихода Гитлера к власти епископы католической церкви в Германии заклеймили расизм и языческий культ государства, хотя и здесь размазали протест по всем независимым от церкви идеологиям, включая не только коммунистическую, но даже и либеральную. И перед выборами 1932-го призвали свою паству голосовать за христианскую партию центра (глас вопиющего в полупустыне), но для занятий по религии в школах были рекомендованы истинно христианские темы: «Нация, земля, кровь и народ – это высшие естественные ценности, которые создал Господь Бог и доверил нам, немцам». Нет ни эллина, ни иудея…