Былое и книги

Б. Миронов показывает, как неуклонный рост среднего роста, а значит, и благосостояния реагирует падением на социальные катаклизмы. Но он приводит еще более интересные данные о роли психологических факторов (Германия, 1948 год): «Лучше скудный обед, приправленный любовью, чем жирный окорок, нашпигованный ненавистью». Подозреваю, это справедливо и для целых народов. Однако трудно любить свой народ за всего лишь нормальность. Но вот за то, что он поставляет миру гениев, очень даже можно.

Производство гениев – вот что только и открывало России путь в Европу. Особый путь, от которого мы отказались, воображая, что хороший европейский тон – это ординарность.

Кавказ: кровь и правота

Книга Якова Гордина «Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX века» богата фактами, чеканно написана и захватывающе увлекательна: если история и плохой учитель, то драматург, во всяком случае, выдающийся. Однако сегодня, вероятно, и познавательность, и увлекательность отступят на второй план перед актуальностью «кавказской темы». В политизированные эпохи плебс обычно склонен встречать новую информацию уже не трезвым вопросом: «Что я с этого буду иметь?» – а вопросом возвышенным: «Это за какую партию?» У интеллигенции тоже есть свой плебс, который полагает себя сливками общества за то, что ищет не материальных, а психологических выгод – ощущения собственной правоты, а еще лучше – праведности. Эти искатели ангельских риз, стремящиеся заменить знания совестью, ничего не хотят знать с исключительным упорством: главное, занять благородную – «нравственную» – позицию, а там хоть потоп. Но социальное бытие не допускает правоты, а тем более праведности: следуя одной правде, непременно попираешь другую.

Я не думаю, что история не имеет сослагательного наклонения. Почему мы на каждом шагу говорим: «Если бы я не пошел в кино, то не опоздал бы на поезд» – и не можем сказать: «Если бы Россия не начала такую-то войну, то она не понесла бы и не причинила таких-то и таких-то разрушений»? Беда только в том, утверждает Я. Гордин, что в данном случае у России не было выбора. И даже не по одним только геополитическим причинам – их в конце концов можно трактовать самым противоположным образом, – а прежде всего по социально-психологическим: Я. Гордин просматривает весьма широкий спектр мнений политически мыслящей части русского общества – и ни одно из них не допускает отступления с Кавказа. Речь идет только о методах. «Силовики» вроде Ермолова уповали на жестокость. Рационалисты вроде Добролюбова верили, что преимущества «цивилизованной» жизни под властью России сами заставят горцев отказаться от своих «диких» привычек вроде набегов и работорговли. (В современных либеральных кругах еще лет шесть-семь назад приходилось слышать, что чеченцев одолеет укрепление рубля.) Но «набеговая экономика» не только кормила: она служила еще и делом чести, доблести и геройства. А герои не продаются.

Увы, их противники тоже были героями. Притом вольнолюбивыми и просвещенными в понимании «всего цивилизованного мира». «И Турция и Персия, покровительствующие Кавказу, были классическими образцами необузданного деспотизма, и в самом деле намного превосходившего своим произволом российское самодержавие.

И на Кавказе победители Наполеона, освободители Европы чувствовали себя прежде всего носителями гражданской цивилизации, просвещения и правосудия. А воплощением дикости, политической отсталости, свирепости, не подобающей XIX веку, были кавказские ханства». Даже Ермолов приходил к той мысли, что «надобен великий героизм, чтобы трудиться о пользах народа, которого отличительное свойство есть неблагодарность», – несите бремя белых!

При этом стратегически Кавказ воспринимался форпостом «мусульманской угрозы»: «Еще недавно Османская империя, ставшая лидером мусульманского мира, была неукротимым агрессором, захватывала все новые и новые территории, жестоко расправлялась с народами, пытавшимися отстоять независимость, грозно нависала над европейскими державами – турецкие войска доходили до Вены. Россия в XVIII веке была на передовой линии противостояния с Блистательной Портой, постоянно расширяя буферные территории между собой и историческим противником. И это было совершенно естественно». Даже для того, чтобы поддержать национально-освободительную борьбу единоверной Греции, было необходимо обеспечить себе спокойный тыл: ориентировавшийся на Турцию и умело стимулируемый Англией Кавказ сковывал огромную часть российской армии. Ну а истребляемую воинственными соседями Грузию пришлось бы «сдать» немедленно, больше не интересуясь даже для виду теми бесчисленными слезинками ребенка, коими полнилось Закавказье с древнейших времен. Это сказано не для красного словца – даже в сравнительно мирное время горскими «хищниками» ежегодно захватывались и продавались в рабство «сотни семейств».