Былое и книги

Хорошо, «Гайдамаки» – «песенная», не вполне личная вещь. Но обращение к Гоголю, «Завещание» – это же вроде бы от себя лично? Пишущего эти строки в детстве всякий раз обдавало морозом восторга, когда он читал эти горькие жалобы, что нынче старый батько уже не зарежет сына во имя Украйны, а «отдаст царю-престолу да немцам-собакам»… Уж такой национальной терпимостью дышат эти слова! Впрочем, поэты нечасто воспевают умеренность, осторожность, преимущества эволюционного пути перед революционным. «Злою вражескою кровью волю окропите» – это звучит; Днепр, несущий с полей Украйны «кровь врагов постылых», – это впечатляет. А дело поэта – потрясать сердца тем, чем потрясено его собственное сердце.

Святая месть, кровь по совести… Помилуй бог, если я собираюсь хоть в чем-то упрекнуть могучего поэта с мученической судьбой – чтобы обвинить в нравственной ущербности поэта, концентрирующего чувства целого народа, нужно обладать правотой особого помета. Я хочу лишь повторить, что каждая эпоха имеет свои неосознаваемые аксиомы, оторваться от которых пламенному поэту, быть может, даже труднее, чем более равнодушному простому смертному. И Кавказская война в стотысячный раз проиллюстрировала непреходящий трагизм человеческой истории – непреходящую противоречивость и изменчивость всех нравственных норм и непредсказуемость всех сколько-нибудь отдаленных последствий любого выбора: то, что вчера выглядело несомненным добром, сегодня представляется бесспорным злом, достигнутая благая цель тонет в лавине побочных следствий. Скромность – отказ от претензий на неколебимую правоту и безмятежное всеведение – вот что напрашивается важнейшим итогом «Земли и крови».

Впрочем, уроки этого рода человечество уже отчасти извлекло из своей истории – порой даже с перебором. Наиболее прекраснодушная, то есть наименее озабоченная последствиями своих мнений, часть западного общества сегодня исповедует «культурный релятивизм», предполагающий абсолютное равенство всех культур, даже тех, которые этот самый релятивизм ненавидят как низкое равнодушие к святыням и почитают свои святыни высочайшими и даже единственными в мире. Наиболее последовательные релятивисты готовы уважать и работорговлю, и каннибализм, если только усмотрят в них не личную прихоть, а национальный обычай. Однако лица, принимающие решения, иной раз готовы даже на военное вмешательство во внутренние дела тех стран, где национальные обычаи становятся опасными для «цивилизованного мира» – или очень уж масштабно попирают понимаемые в западном смысле права человека. Если, конечно, вмешательство не чересчур опасно. Ответственные люди чувствуют, что права человека и стратегические интересы общества тоже пребывают в трагическом противоречии, в котором опасна победа любой стороны, и, декларируя примат прав человека, отнюдь не расшибают лоб в служении культу личности. Я констатирую это без всякой иронии: лицемерие – склонность декларировать несколько больше того, что собираешься исполнить, – тоже необходимое следствие трагического конфликта между идеальным и возможным. Больше того, надо признать, что современные европейские принципы – хотя бы и противоречащие друг другу право наций на самоопределение и принцип нерушимости границ – это, как ни крути, кротость сильного. Если даже она в значительной мере проистекает из нежелания жертвовать собой.

Цитируемый Я. Гординым Н. Данилевский почти сто пятьдесят лет назад упрекал Европу в применении двойных стандартов: сколько, мол, ни стараются наши публицисты выставить покорение Кавказа великой победой общечеловеческой цивилизации – ничто не помогает: на Кавказе Запад и сам бы с удовольствием «поцивилизовал». «Что кавказские горцы и по своей фанатической религии, и по образу жизни, и по привычкам, и по самому свойству обитаемой ими страны – природные хищники и грабители, никогда не оставлявшие и не могущие оставлять своих соседей в покое, все это не принимается в расчет. Рыцари без страха и упрека, паладины свободы да и только!» Сама-то Англия при первом удобном случае разогнала своих шотландских горных орлов на все четыре стороны! «А Россия под страхом клейма гонительницы и угнетательницы свободы терпи с лишком миллион таких рыцарей, засевших в неисследимых трущобах Кавказа, препятствующих на целые сотни верст кругом всякой мирной оседлости; и, в ожидании, пока они не присоединятся к первым врагам, которым вздумается напасть на нее с этой стороны, – держи, не предвидя конца, двухсоттысячную армию под ружьем, чтобы сторожить все входы и выходы из этих разбойничьих вертепов».