Читаем Былого слышу шаг полностью

Было это на заседании Совнаркома вскоре после переезда правительства в Москву. Председатель Главторфа И. И. Радченко просил отпустить средства на строительство бараков на месте торфяных разработок стоимостью по четыре тысячи рублей за каждый — таков расчет. Однако с возражениями поднялся представитель Наркомфина: четыре тысячи за барак слишком много, следует предусмотреть не более двух тысяч.

Каждый отстаивал свое, а Владимир Ильич тем временем писал записки; сперва — Радченко: «Вы когда-нибудь строили бараки? Твердо ли знаете, что надо 4000 р.?» Радченко ответил сразу же, на том же клочке бумаги: конечно, строил. Следующая записка — представителю Наркомфина: а вы строили бараки? Тот дожал плечами: само собой разумеется, нет.

Когда дебаты были закончены, Ленин вновь повторил свои вопросы, на этот раз вслух: приходилось строить бараки — да или нет? Радченко — да, представитель Наркомфина — нет. Ставя вопрос на голосование, Владимир Ильич формулировал его следующим образом:

— Есть два предложения. Автор первого, имеющий опыт в строительстве бараков, считает необходимым выделить на постройку одного барака четыре тысячи рублей, автор второго, не имеющий такого опыта, предлагает выделить две тысячи рублей…

Конечно же члены Совнаркома поддержали первое предложение, как сделал бы, очевидно, каждый из нас, окажись на их месте.

Знаменательный эпизод, свидетельствующий, как свободно проникал всякий раз государственный взгляд Владимира Ильича в самую суть вопроса. Ленина не могли смутить никакие условности, он всякий раз высмеивал заклинания-убеждения: это так, потому что это так и иначе быть не может. Вы настаиваете на своей точке зрения — прекрасно, обоснуйте экономически, а главное, покажите, что реально выигрывает на этом государство, трудящиеся, все же остальное — от лукавого… Между прочим, когда случается беседовать с хозяйственниками, всякий раз рассказываю историю со строительством бараков, и, признаться, она пользуется большим успехом.

Потратить на строительство барака две тысячи вместо четырех — предложение весьма соблазнительное, и отстаивающий его предстает рачительным хозяином, который больше других печется об интересах государства. Но позвольте, не ему же строить. А значит, можно с еще большей легкостью предложить, скажем, по тысяче рублей за барак и в результате предстать еще более государственным человеком. Между тем строительство бараков стоит ровно столько, сколько оно стоит. И если отпустить лишь половину средств, то и бараков окажется в два раза меньше. Но можно и постараться, подумать, вывернуться, наконец? Можно и вывернуться: заплатить, например, строителям меньше, чем они заработали, или, скажем, лишить барак тех удобств, которые все-таки в нем предусмотрены, хотя он и барак. Скорее всего, произойдет и то и другое, а значит, и в том и в другом случае средства будут сэкономлены за счет трудящихся: экономия государственных средств, продиктованная в данном случае соображениями весьма умозрительными (есть ассигнования — сократи их), достигается вполне реальным ухудшением условий жизни людей.

И когда Владимир Ильич проявляет столь живой интерес к строительству бараков — обменивается записками, задает вопросы вслух и, наконец, весьма своеобразно формулирует суть спора — все это не случайно. Ленин выступает против практики, которая ему чужда абсолютно: интересы социалистического государства не должны противостоять интересам трудящихся.

Известно, например, с какой чрезвычайной осторожностью подходил Владимир Ильич к декретам, которые могли нанести ущерб какой-либо группе населения.

«Помню, у нас была большая возня с залогами ссудной казны, — вспоминал член коллегии Наркомфина Я. С. Ганецкий. — Залоги не выкупались, и ссудные кассы необходимо было ликвидировать, а залогов лежало десятки тысяч. При каждой выдаче необходимо было производить оценки по «современной» стоимости, так как полагалось по декрету выдавать лишь до 10 тысяч рублей. Здесь, естественно, возможны были всякие ошибки, злоупотребления, а уж выдача в таких случаях всегда затягивалась». И не раз высказывались предложения: не пора ли передать все заклады в казну? К тому же сама практика заклада вещей представлялась по тем временам несовместимой с новой жизнью. А Владимир Ильич возражал, более того, помогал тем, кто никак не мог договориться с ссудными кассами.


«28/IV 1919

т. Крестинский (или т. Ганецкий),

Подательница имеет просьбу, касающуюся заложенных вещей. Очень прошу как можно скорее рассмотреть ее просьбу и разрешить дело без промедления.

Пр. СНК В. Ульянов (Ленин)».


Перейти на страницу:

Похожие книги

40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное