«По поручению тов. Ленина (в первоначальном тексте — «по распоряжению». —
Надо полагать, что такое же сравнение текстов этих двух документов сделали в свое время и работники аппарата Совнаркома, получив тем самым наглядный пример того, как следует в общении с людьми использовать более уважительный и менее безапелляционный тон.
Ленин умел взглянуть на факт в упор, увидеть его таким, каков он есть сам по себе. И, получив во времена мобилизации коммунистов на борьбу с Колчаком письмо от члена партии — как понять, что стоит за назначением его начальником политотдела? — Владимир Ильич пишет в ответ: «Понимать так, как есть: решение ЦК.
Одна из самых известных историй: комендант санатория Горки срубил дерево в парке и был за это примерно наказан специальным постановлением Председателя Совета Труда и Обороны.
«Протоколом тт. Беленького, Иванычева и Габалина установлено, что по распоряжению заведующего санаторией тов. Вевера срублена 14 июня 1920 г. в парке санатории совершенно здоровая ель.
За допущение такой порчи советского имущества предписываю подвергнуть т. Вевера, заведующего санаторией при советском имении Горки,
аресту на 1 месяц…»
А дальше в постановлении подробнейшим образом говорилось, каким образом срок наказания может быть сокращен, как привести приговор в исполнение, не помешав при этом сельскохозяйственным работам.
Что же поражает в этой истории? Сознательно или не отдавая себе отчета мы как бы соединяем это дерево, эту срубленную ель, со многими другими, словно переносим его в бескрайний лес, и оно сразу же теряется там, утрачивая свою конкретность, а с ней и ценность. Отсюда и удивление: судьба всего лишь одного дерева так взволновала Ленина! Между тем дерево, которое спилили в парке, было для него абсолютно конкретно. Соображения о том, что существует много подобных деревьев, которые порой без всякого разрешения рубят и пилят, никак не снижало в глазах Владимира Ильича ценности уничтоженного и не умаляло вины того, кто это сделал.
Очевидцы вспоминали, что, узнав о постановлении, Вевер умолял окружающих походатайствовать за него перед Владимиром Ильичем. «Легче год, два отсидеть, чем одну неделю по распоряжению тов. Ленина. Готов что угодно сделать, только чтобы не быть наказанным Лениным». И Ленина уговаривали отменить приговор, но напрасно: заведующий отбыл наказание.
Ленин не торопился ни сравнивать факт с ему подобными, ни типизировать его, ставя в один ряд с другими, а значит, и обезличивая. Удивительно отчетливо видел он и лес, и деревья.
Та же конкретность была присуща Ленину в устройстве дел многих людей, которые обращались за помощью. Владимир Ильич не задавался всякий раз вопросом: а все ли располагают на сегодняшний день тем, в чем испытывает нужду тот, кто к нему обратился? (Вопрос, на который трудно дать точный ответ, но за которым очень удобно укрыться: если не все еще имеют, так и этому просителю не положено.) Ленин решал по существу: действительно ли нужно помочь и как это сделать. И тут же набрасывал одну из своих знаменитых записочек. Когда в них шла речь о помощи кому-либо, то начинались они обычно со слова «прошу».
«Очень просил бы перевести тов. Колесникову — жену расстрелянного товарища, ответственного работника, из занимаемой ею теперь комнаты во 2-м Доме Советов (549), которая очень мала и главное очень
«Прошу оказать всяческую помощь моему товарищу по ссылке в Сибири Ивану Лукичу Проминскому, смазчику вагонов при Иннокентьевском депо… Затем прошу передать ему по телеграфу мой привет и, наконец, прошу перевести его на Алтайскую железную дорогу на лучшее место. Он уже стар. Телеграфируйте, что сделали».
«Прошу непременно предоставить комнату в 1 Доме Советов тов.