…Крупская приехала позже. Гиль, встретив у подъезда, стал рассказывать, старался, видно, подготовить. Надежда Константиновна оборвала его: «Вы скажите только, жив Ильич или нет?» Двери в квартире были раскрыты настежь, всюду толпились люди. «Около вешалки стоял Яков Михайлович Свердлов, и вид у него был какой-то серьезный и решительный. Взглянув на него, я решила, что все кончено. «Как же теперь будет?», — обронила я. «У нас с Ильичем все сговорено», — ответил он. «Сговорено, значит, кончено», — подумала я».
…Марии Ильиничне — она побежала по ступенькам лестницы вниз, встречая Владимира Ильича, — он сказал: «Успокойся, ничего особенного, немного ранен в руку».
Винокурову, который застал Ленина в спальне, раздевающимся у кровати: «Подкузьмили мне руку».
Надежде Константиновне, когда она вошла в комнату: «Ильичева кровать была выдвинута на середину комнаты, и он лежал на ней бледный, без кровинки в лице. Он увидел меня и тихим голосом сказал минуту спустя: «Ты приехала, устала. Поди ляг»; Слова были несуразны, глаза говорили совсем другое: «Конец».
После первого же осмотра доктору Б. С. Вейсброду: «Скоро ли конец? Если скоро, то скажите мне прямо, чтобы кое-какие делишки не оставить».
Луначарскому, который, по словам Крупской, смотрел испуганными и жалостливыми глазами: «Ну чего уж тут смотреть».
Хирург В. Н. Розанов — его пригласили ранним утром следующего дня — вспоминает: «Беру Владимира Ильича за правую руку, хочу пощупать пульс, Владимир Ильич слабо жмет мою руку, очевидно здороваясь, и говорит довольно отчетливым голосом: «Да ничего, они зря беспокоятся»… Ищу пульс и, к своему ужасу, не нахожу его, порой он попадается, как нитевидный». И еще одна фраза, сказанная Розанову: «Ничего, ничего, хорошо, со всяким революционером это может случиться».
Покушение на Ленина вызвало гнев и осуждение миллионов. Низость и коварство этого поступка заставили содрогнуться, пересмотреть свои позиции и многих его противников.
Едет из Петрограда в Москву Горький. Он не встречался с Владимиром Ильичем со времени победы революции, «и даже издали его не видел», как писал сам Алексей Максимович. Еще недавно на страницах «Новой жизни» Горький рассуждал о «деспотизме полуграмотной массы», писал, как велико его подозрение «к русскому человеку у власти», наконец, обвинял Ленина в «безжалостном отношении к жизни народных масс». «Поворот в моих суждениях, — вспоминал Горький, — наступил, когда рабоче-крестьянская масса, как один человек, встала на защиту Ильича после покушения на него…» И в своем очерке «Ленин» Алексей Максимович пишет: «Я пришел к нему, когда он еще плохо владел рукой и едва двигал простреленной шеей».
Просторная комната с роялем — она подле той, где жила Мария Ильинична, — стала называться с тех пор «докторской». В ней поздним вечером 30 августа собрались врачи, они сказали друг другу то, о чем остерегаются говорить родственникам больного: «Жизнь Владимира Ильича на волоске от смерти».
Н. А. Семашко: «Ранение было исключительно тяжелое. Пуля, пронизавшая грудную клетку, залила ее кровью, порвав крупные сосуды. Пуля, попавшая в шею, прошла настолько близко от жизненно важных сосудов (сонная артерия и вена), что Владимир Ильич первые дни выделял с кашлем мокроту». В. Н. Розанов: «Тяжелое ранение, очень тяжелое, но он сильный».
И начался отсчет времени по новому летосчислению, от 30 августа, — первый день после ранения, второй, третий, четвертый…