Былого слышу шаг

Ленину было тогда восемнадцать, — значит, он уже знал произведения Чернышевского, уже произошло то, о чем Владимир Ильич сам говорил: «Он меня всего глубоко перепахал». И номера журнала «Современник», опять же по рассказу самого Ленина, «прочитал до последней строчки и не один раз. Благодаря Чернышевскому произошло мое первое знакомство с философским материализмом… Он же первый указал мне на роль Гегеля в развитии философской мысли, и от него пришло понятие о диалектическом методе, после чего было уже много легче усвоить диалектику Маркса». Ленин всегда оставался благодарным читателем Чернышевского. Уже в годы эмиграции, услышав как-то в парижском кафе пренебрежительный отзыв о героях «Что делать?», Владимир Ильич сразу же встрепенулся:

— Отдаете ли вы себе отчет, что говорите? Как в голову может прийти чудовищная, нелепая мысль называть примитивным, бездарным произведение Чернышевского, самого большого и талантливого представителя социализма до Маркса? Сам Маркс называл его великим русским писателем.

В разговоре с Луначарским Крупская как-то делилась своими наблюдениями: вряд ли кого-нибудь Владимир Ильич так любил, как любил Чернышевского. Это был человек, которого он чрезвычайно уважал. «Я думаю, — говорила Надежда Константиновна, — что между Чернышевским и Владимиром Ильичем было очень много общего».

И одним из самых первых советских изданий — еще в 1918 году — было Собрание сочинений Н. Г. Чернышевского. Тогда же увидело свет двадцатидвухтомное Собрание сочинений А. И. Герцена. Владимир Ильич писал, что Герцен «поднял знамя революции». Декабристы разбудили Герцена. «Пять виселиц сделались для нас пятью распятиями», — писал он в «Полярной звезде» о казни декабристов. Герцен, Чернышевский… герои «Народной воли»… — большевики.

Стоят на полках — книги. «Книга, — писал Герцен, — это духовное завещание одного поколения другому, совет умирающего старца юноше, начинающему жить; приказ, передаваемый часовым, отправляющимся на отдых, часовому, заступающему его место». Радищев, Герцен, Чернышевский — ссылка, эмиграция, каторга. В библиотеке Владимира Ильича — книги о Перовской, Желябове, Халтурине. Казнена, казнен, казнен…

И здесь же работы еще совсем молодых авторов — они станут героями и мучениками грядущих испытаний. Эрих Мюзам — «Земля в огне. Стихи». Предисловие к этой книге — «Узник крепости Нидершененфельд…» — автор писал, будучи заключенным немецкой контрреволюцией на 15 лет в тюрьму. Он первым в демократической поэзии XX века создал образ революционного героя. И его вновь схватили в ночь поджога рейхстага. Его били так, что кровавой опухолью вывалилось внутреннее ухо. Его замучили в фашистском лагере. Но прежде были стихи — «Погибшему в тюрьме»:

Ты умер, пыткой смертною замучен.
Но твой призыв с тобою не затих.
Твой голос жив. Для нас он снова звучен,
Еще звучней, чем голоса живых.

И здесь же, на полках ленинской библиотеки, книга «Как любить детей». Предисловие к ней написала Крупская. Автор — Корчак. Спустя сорок лет он будет бороться за жизнь детей в Варшавском гетто и вместе со своими воспитанниками шагнет в газовую камеру Треблинки…

В представлениях Маркса революция всегда соединяется с трагическим: подлинное социальное освобождение никогда не обходится без жертв, борьбы, кровопролития. А судьба истинных революционеров, как писал Маркс, «может быть только трагичной». Владимиру Ульянову было восемнадцать, когда он сел за изучение трудов Маркса. Мысли его соотнес со своим будущим.

…Вскоре Ленин вновь вернется в свой кабинет. Минуют годы, и он покинет его навсегда. Лишь иногда сюда станет заглядывать Надежда Константиновна, отбирать нужные ей для работы книги. Среди них и книги Ленина — революционера всей жизнью своею.

* * *

Вечером 17 сентября открылась высокая двустворчатая дверь, ведущая из кабинета Владимира Ильича в зал Совнаркома. Сперва распахнулась левая створка, а потом чуть приоткрылась и другая. Появился Ленин. Из двери шагнул боком, опасаясь задеть руку на перевязи. Было ровно восемь вечера. В зале собрались наркомы. Заранее собрались — не было в тот раз опоздавших.

А глубокой ночью доктор Вейсброд звонил по телефону, выполняя просьбу Марии Ильиничны, на заседание Совнаркома: Владимиру Ильичу нельзя переутомляться, он должен уйти с заседания — время давно за полночь. Трубку взял Свердлов: «Ничего не можем с ним сделать. Единственный выход — закрыть сейчас заседание».

Штрихи биографии УБЕЖДЕНИЯ