– Дурак, ой и дурак ты, Никита, хоть и колдун! – покачал головой царь. – Или и впрямь думаешь, что царю про волхование ваше ничего не ведомо? Или про нелюдей бесовских, что рядом с нами живут?
Никитка упал царю в ноги.
– Прости, великий государь… Не злого умысла ради, а только для службы тебе!
Царь сел в глубокое, украшенное рыбьим зубом кресло и задумчиво взглянул на валявшегося посреди горницы Никитку.
– Сие мне тоже ведомо, как и род твой и славные деяния на ливонских порубежьях. Потому и взяли тебя в дворцовую стражу, что царю ты верен, а не бесам. Прежде тебя мне и другие колдуны служили, пока нелюдям не продались.
Об этом Никитка был наслышан даже в Ливонии. Продались царские маги Великим Домам или попросту чересчур сдружились с жителями Тайного Города, кто теперь скажет? Казнили их по царёву приказу за колдовство, и вся недолга. От этих воспоминаний Никитку снова бросило в жар, словно у самого костёр под ногами развели.
– Государь… – разом севшим голосом проговорил он. – Прости дурака, не ведал, что творю…
– А мне дурак в колдунах не нужен! – стукнул посохом царь. – На то шуты есть. Понял?
– Понял, государь, как не понять? Прикажи, всё для тебя сделаю!
Никитка осмелился повернуть голову и взглянуть на царя. Тот задумчиво пощипывал бороду и пристально смотрел на Никитку.
– Языкам иноземным учён? – неожиданно спросил он.
– Выучусь!
Обещание вырвалось само собой. Неспешное царёво раздумье ужасало больше, чем то давнее московское пожарище, больше, чем кликнутая стража и стычка с товарищами. Взгляд Иоанна потемнел, что, как говорили среди царёвых телохранителей, предвещало вспышку гнева. Никитка вздохнул, сглотнул перехвативший горло ком и, как был, на коленях подполз к царю.
– Что скажешь, царь-батюшка, то и сделаю, – проговорил он. – Стану верным мечом в твоих руках, хочешь – направь против нелюдей, хочешь – против иных врагов.
– До меча ещё дослужиться нужно, – негромко проговорил царь. – А пока что с тебя и плети довольно будет. Решено! Испытаю тебя, а уж там получишь по заслугам.
Царёво обещание прозвучало жутко, но Никитка с облегчением выдохнул.
– Ступай, – продолжил царь, – скажи, чтобы вместо тебя кого другого прислали, а сам никуда из Слободы не отлучайся. Вызова моего жди.
За Никиткой пришли только через три дня. За то время он вконец извёлся, не зная, что делать: то ли бежать прочь, то ли явиться, как и обещал, по царёву зову. Бежать? А куда бежать-то? Не Курбский, чай, и не иной боярин, никто в Литве с распростёртыми объятьями не ждёт, да и слово царю дал, негоже от него отказываться. А ещё, если уж совсем честно признаться, грызло Никитку любопытство такой силы, что порой напрочь страх отбивало: что же такое есть у царя, чтобы настоящего мага испытать? Будь они сейчас в Москве, можно было бы наведаться в тёткин, то есть теперь уже в свой дом, потому как тётка прошлой зимой померла, отписав Никитке своё владение. А тут – майся в молодечной с иными царскими телохранителями, жди вызова. Тоска!
Средь ночи его кто-то сильно ткнул в бок. Не разглядев впотьмах шутника, Никитка отмахнулся и пообещал оторвать уши посмевшему его разбудить.
– Царь тебя кличет, – негромко сообщил незнакомый голос. – Тотчас. Поедешь али про уши передать?
– Иду.
Не зажигая лучины, чтоб ненароком не разбудить товарищей по молодечной, Никитка собрался. Гонец ждал его в сенях.
– Проводить тебя велено, – пояснил он.
Велено так велено, спорить Никитка не стал и отправился вместе с царским гонцом. Слобода невелика, идти недалеко, так что, несмотря на холодную осеннюю ночь, Никитка даже зазябнуть не успел, хоть и вышел в лёгком кафтане.
Царь уже ждал его в небольшой келье, освещённой одной свечой, от чего его лицо казалось личиной, на которой жили только глаза.
– Явился… – проговорил он в ответ на поклон. – Не сбёг… Про плеть-то помнишь?
Никитка снова поклонился, стараясь не обращать внимания на двусмысленность царских слов.
– По приказу твоему, царь-батюшка, что хочешь сделаю и в любое время, – ответил он.
Царь медленно наклонил голову. Теперь глаза его казались чёрными бездонными провалами.
– Вот и ладно. Приказ мой выполнить нужно любой ценой. Выполнишь – значит, прошёл испытание, станешь моей государевой плетью, а не выполнишь – не взыщи.
Дверь отворилась, и в келью вошёл ещё один человек, в немецком платье, поклонился царю и встал чуть впереди Никитки, будто того тут и не было. Сбоку были видны только бритый подбородок и круглый, похожий на жернов, воротник.
– Фаше царское феличество… – важно заговорил он. – Толгих лет вам. Я ошень рад, что фы наконец посфали меня.
Появлению немца Никитка не удивился: много их набежало в Александрову слободу. Кто книги переводит, кто в войске служит, а кто и просто так возле царя ошивается – лазутчик ли, обычный ли проходимец – не разберёшь.
– И тебе здравствовать, Рудольф Вайс, – ответил царь. – Пришло твоё время. Добро послужишь мне – награжу, ежели худо…
– О нет, нет, я не есть служить хуто… – надменно, как показалось Никитке, ответил немец.