Можно в этом горьком, но пережитом историческом опыте видеть также залог той высокой адаптивности, которую демонстрируют представители чеченского народа в диаспоре. Опросы общественного мнения стабильно показывают высокий уровень негативизма российского населения в отношении чеченцев, вообще «кавказцев». (Ограничить проживание «выходцев с Кавказа» на территории России хотели бы 46 % опрошенных, против ограничения на проживание каких-либо наций — 21 %.) Специальный анализ этой формы ксенофобии показывает, что, помимо многих компонент, связанных с чувствами страха, мести и др., немаловажную роль здесь играют реакции «местного населения» именно на пугающие их высокие способности представителей этого этноса адаптироваться и выживать в инокультурной среде, в частности браться за предпринимательство. Ну а групповые дискуссии и индивидуальные интервью показывают и другую сторону этих чувств: реакции уважения к целеустремленности и стойкости чеченцев, их сплоченности и верности своим обычаям и правилам, умению переносить трудности и приспосабливаться к новым и далеко не всегда благоприятным обстоятельствам. Гордость этими чертами своего народа видна и во многих сочинениях.
ТЕОРИЯ КОНСЕРВАЦИИ
Автор одного из сочинений обращает внимание на мысль о том, что акции генерала Ермолова сорвали происходивший в чеченском обществе переход от первобытного общества к феодальному[138]. Девушка из Пензы с русским именем и фамилией предпринимает исполненную благородства попытку найти корни проблемы за пределами ходячих мнений. Она пишет: «Как много раз за последующие века чеченцев будут упрекать за то, что они живут войной и воровством, грабежами, а корни этого — вот они!»
Идея, что в конфликте на Кавказе столкнулись «современное общество» и «архаическое» (родовое, феодальное), высказывалась в России не раз. Поверхностное знание о верности чеченцев обычаю кровной мести, о наличии тейпов, об уважении к женщинам и некоторые другие детали служат поводом для такого заключения. Ретро-ориентированное российское массовое сознание не то чтобы уважает эти архаизмы, но, скорее, завидует им. Предмет особой зависти — сплоченность чеченцев, готовность помогать друг другу. Русские очень ценят такую солидарность, поскольку утратили ее — по масштабам исторического времени — совсем недавно. Сейчас очень часты — они встречаются и в текстах — ламентации о том, что русские друг другу не помогают. Архаические же отношения чеченцев оказываются их преимуществом в противостоянии.
Эти идеи имеют корни в дискурсе романтиков, который обслуживал еще колониальные войны европейских держав, когда против «испорченных цивилизацией» европейцев успешно боролись «сильные своим первобытным духом дикари».
КАВКАЗ КАК ПИОНЕР РЫНОЧНЫХ ОТНОШЕНИЙ
Однако чеченское общество, если судить, например, по сочинениям, представляется далеким от первобытного и феодального. И напротив, в постсоветском российском обществе исследования то и дело обнаруживают элементы крепостного докапиталистического уклада. Редукция к архаическим структурам — частая реакция социумов на внешнее давление. Для всего постсоветского общества (или всех постсоветских обществ) прослеживается и другая закономерность. Произошло внезапное разрушение или резкое ослабление опорных социальных конструкций: партийной и советской структуры управления, а с ними хозяйственных систем, каналов мобильности, наконец, соответствующих дискурсов. На всем постсоветском пространстве это вызвало более или менее долговременное оживление первичных и архаичных социальных систем, типа систем родства, соседства, знакомства, а также повсеместно привело к расцвету «диких» социальных образований, основанных на насилии. Чеченское общество в этом смысле не представляет собой исключение, скорее — наиболее яркое проявление этого правила. Недаром то немногое, что рассказывается в сочинениях о «мирной жизни», как две капли похоже на происходившее почти во всех частях бывшего СССР.
Другая тенденция, характерная для постсоветского пространства, — возникновение в недрах советского строя и развитие на его руинах социальных систем более высокой сложности, чем их окружение. Они используют новый ценностный базис и реализуют новые, не связанные с советской традицией дискурсы. Наиболее очевидный пример — финансовые структуры, бизнес. В поздне-советскую эпоху они развивались в форме теневых структур, после первого этапа реформ превратились в частично или полностью легальные. И здесь Чечня, если и выделяется, то вновь — особо сильным проявлением общей тенденции. Значительное присутствие чеченцев в российском бизнесе говорит именно об этом.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ