Когда съемки перешли из Германии в испанскую Альмерию, Леннон снял дом вместе с актером Майклом Кроуфордом и его женой Габриэль, вдали от съемочной группы. На съемки его каждый день возили на «роллс-ройсе» — машину привезли в Испанию вместе с запасом ЛСД и других разнообразных препаратов. А то как же без них? Вскоре к нему приехали Синтия с Джулианом, Ринго и Морин.
Съемки в Испании заняли шесть недель. Все играли в «Монополию», а Джон даже стал неплохим игроком в крикет, гоняя мячи с Кроуфордом, — любопытно, что в школе он эту игру не любил. Но самыми важными оказались недели, когда он, закинув ногу на ногу, сидел в спальне с гитарой и сочинял новую песню. Эта песня получилась не сразу, совсем не так, как рождались столь многие из его ранних хитов. Леннона вдохновили кованые железные ворота у испанского особняка, где он жил, — они напомнили ему о воротах «Земляничной поляны», детского приюта рядом с их домом, прямо за углом. Он поставил «поляну» во множественное число и назвал песню «Strawberry Fields Forever»[86]
.Фильм создается медленно и постепенно. Каждый день нужно очень долго ждать. Неудивительно, что задолго до конца съемок Джон решил: нет, не мое. Дик Лестер как-то спросил его, почему он сам себе не рад, и он ответил, как обычно, грубо: «Но это ведь глупо. Ну правда, разве это не скука смертная?»
Фильм «Как я выиграл войну» не оказался успешным ни с точки зрения критиков, ни коммерчески. Но был один аспект, за который Джон будет всегда благодарен — маленькие круглые очки, которые он носил в роли мушкетера Грипвида. К тому времени он уже три года пользовался контактными линзами, но это не всегда спасало, ведь у него была привычка в последний момент забывать линзы в гримерке, и тогда приходилось выходить на сцену без них. «Вы вообще можете себе это представить? Слышать весь этот грохот, играть, петь и ни черта не видеть? Это страшно», — говорил он.
Но теперь, когда его гастрольные дни кончились и начались новые, без всяких туров, он больше не гнался за красивым обликом. Пусть этим Маккартни и Харрисон занимаются. А он лучше будет походить на книжного червя и интеллектуала. И ему нравилась их форма, эта простая проволочная оправа. Такие очки ему шли, и Леннон с удовольствием носил их всю оставшуюся жизнь. Вот так из занятного, хоть и провального, фильма родилась новая мода на бабушкины очки.
Джон никогда не сможет точно назвать момент, когда впервые услышал или прочел имя Йоко Оно. Может, на открытке, отправленной ему из галереи «Индика» Джоном Данбаром? Или Данбар позвонил ему и сказал: эй, у нас тут авангардная японка, художница из Нью-Йорка, зовут Йоко Оно, «такое творит в мешках»… и Джон подумал, что это звучит эротично? Или Леннон просто заскочил в «Индику», которая была рядом с ночным клубом Scotch of St. James, и думал, а не развлечься ли ему с Данбаром, приняв немного кислоты — а вместо этого столкнулся с Йоко?
Джон тогда только вернулся из Испании, воспоминания были смутными. Он только помнил, что в «Индике», куда Лес Энтони привез его вместе с приятелем, Терри Дораном, он рассматривал экспонаты и цены и думал: блин, да что за развод? «Сто фунтов за мешок с гвоздями? Это прикол такой? — смеялся он. — Почем это яблоко? Двести фунтов? Ха!»
С такими мыслями он спустился вниз, в подвал, уверенный, что Данбар попытается что-нибудь ему всучить. «Думает, поди: «Битл-миллионер, ты все пришел скупить»», — усмехался он про себя.
И тут Данбар познакомил его с миниатюрной японкой, одетой в черное. Черный свитер. Черные брюки. Длинные черные волосы, будто занавес, скрывали лицо. Это была сама художница, занятая подготовкой своей выставки, которая открывалась на следующий день, — «Незавершенные картины и объекты Йоко Оно». В Лондон она приехала с мужем и дочерью Кёко, на симпозиум «Разрушение в искусстве», и воспользовалась возможностью представить публике собственные работы. А если дело касалось широкой огласки, немногие смогли бы сравниться с Йоко в целеустремленности.
Джону сперва все казалось очень глупым. Но глупость ему нравилась, и он решил подыграть. «Нет, в мешок я не попал. Я ждал, что будет оргия, но мы просто встретились. Все было тихо, — часто вспоминал он. — А как бы там ни было, я искал, на что сердце отзовется, и увидел эту штуку под названием «Вгони гвоздь». То была доска, на ней висела цепь с молотком, а внизу была куча гвоздей, и я спросил: «И можно мне вогнать в нее гвоздь?» А она такая: «Нет». И ушла».
По словам Йоко, она не узнала Джона. Это возможно, хотя есть мнение, что именно она убеждала Данбара пригласить битла. Как бы там ни было, Данбар рассказал ей, кто такой Джон, и она вернулась и попросила пять шиллингов. Джон ответил, что у него нет пяти шиллингов, потому что он никогда не брал с собой наличные, но затем сказал: «А если я вам понарошку дам пять шиллингов и вгоню понарошечный гвоздь? Так нормально?»
Йоко согласилась: нормально.