Быть Джоном Ленноном

Потом Джона привлекла стремянка, ведущая к потолку, где висело увеличительное стекло. «Я поднялся по лестнице и посмотрел в лупу на маленькую-маленькую надпись на потолке, и там было написано «Да», — рассказывал он. — В то время вся авангардная хрень была пронизана негативом… «расхерачь молотком пианино» и все такое… Но «Да» — тут был другой посыл. Позитивный».

Если бы кто-то писал эту первую встречу Джона и Йоко как сценарий фильма, то актеры, скорее всего, вели бы долгий взаимный флирт, и это бы стало прелюдией к чему-то большему. Это стало прелюдией к намного большему, но продолжения истории пришлось ждать год с лихвой. А тогда Джон просто покинул галерею. На официальное открытие выставки он не пришел, а в следующий раз они с Йоко увиделись на вернисаже Класа Олденбурга, но не общались.

Он не знал, что встретил женщину, которая изменит всю его жизнь. Он вообще ничего не знал о ней, кроме истории о том, как она снимала короткометражку «Bottoms (Film № 4)»[87], разместив в театральной газете The Stage объявление: «Требуются интеллигентно выглядящие задницы», — а затем сняла 365 таких задниц. Но ее шутовство и идея фильма ему понравились, и, когда она позже связалась с ним и попросила оригинальные ноты, он отправил ей текст песни Beatles «The Word»[88]. Сперва она обратилась с просьбой к Полу, но тот ей отказал.

Так Йоко ворвалась на орбиту Beatles. Она всегда утверждала, что это вышло случайно, и Джон всегда галантно с ней соглашался. Однако ее недоброжелатели, каковых и по сей день немало, указывали на коварный заговор, — она явно пыталась привлечь к себе внимание. Можно сказать, что, подобно Джону, у Йоко всегда была непоколебимая вера в себя и свое искусство, а еще железная воля. И в 1966 году малоизвестная художница-авангардистка, желавшая сделать себе имя в новой стране, не могла бы найти способа лучше, чем общение с Beatles и особенно с Джоном Ленноном: каждый его поступок попадал в печать, а еще он был баснословно богат и мог стать очень важным покровителем.

Однажды утром, спустя несколько недель после встречи в «Индике», Йоко без всякой договоренности прибыла в офис Beatles в Мейфэре — по-видимому, узнав адрес у Джона Данбара, — чтобы поговорить с Джоном. Ей отказали, но она успела поболтать с Нилом Эспиноллом и Ринго: объясняла барабанщику, что ей нужна финансовая поддержка, дабы обернуть холстиной огромные статуи львов на Трафальгарской площади. Ринго обалдел и рассказал о встрече Питеру Брауну, ассистенту Эпстайна, добавив, что она могла бы и по-японски говорить, — он все равно ни черта не понял.

Йоко это не остановило. Она отправила Джону экземпляр своей книги стихов-инструкций, которую сама опубликовала в Токио. Книга была на японском языке с параллельным переводом на английский и называлась «Грейпфрут». Йоко заказала в Америке ящик грейпфрутов и рассылала их как своего рода визитную карточку. Все, кого она считала полезным, получили экземпляр книги и грейпфрут с автографом. С самого начала своей карьеры она понимала силу связей и саморекламы. Особенно саморекламы.

Синтия позже вспоминала, что как-то вечером Джон читал «Грейпфрут» в постели. Она спросила, что это, а он отмахнулся: да так, «от той странной художницы». Но в то же время былой создатель «Хохмы дня» не мог не улыбнуться некоторым указаниям из книги. «Взбейте свой мозг с помощью пениса, пока не загустеет. Прогуляйтесь». И затем: «Курите все, что курится, в том числе лобковые волосы». Синтии подобные идеи явно не приходили в голову.

Джону всегда нравились умные и образованные женщины. Элеанор Брон, с которой он подружился на съемках фильма «Help!», была выпускницей Кембриджа. Морин Клив закончила Оксфорд. А Йоко, очевидно, была очень умной. И ему всегда нравились женщины старше. Йоко на момент их встречи было тридцать три, а ему — двадцать пять. У нее был уже второй брак. Вряд ли в тот момент он думал о романтике или о мимолетной связи. Будь это так, она бы узнала: он не стеснялся ясно выражать свои намерения. И если его тогда, в первый раз, привлек не секс, то что? Похоже, нечто гораздо менее уловимое.

Эта странная маленькая японка, одетая в черную униформу интеллектуалки, словно миниатюрная Жюльетт Греко, могла показаться безумной, но ее идеи были необычны. Рядом с ней он чувствовал, что она — звезда, а он — зритель. Он уже давно не испытывал таких чувств. Она была загадкой, и никогда прежде он не встречал никого похожего на нее.

Но в день их встречи в «Индике» он о таком даже не думал — и просто выкинул ее из головы, вернулся к Терри Дорану, вышел из галереи и продолжил жить как жил.

38. ««Strawberry Fields Forever»… Это про меня, и у меня тогда были трудные времена»