Раздача, как позже расскажет Джон, была идеей Йоко — своего рода авангардный торговый ивент, — и хотя «дарование свободы рубашкам, платьям и курткам» стоило битлам где-то от десяти до двадцати тысяч фунтов, Джону это понравилось, и он быстро убедил коллег в том, насколько это круто и абсурдно. В ночь перед тотальной раздачей ливерпульская четверка вместе с женами и друзьями совершила набег на магазин и забила автомобили диковинной одеждой, — которую они, скорей всего, так никогда и не надели, — а затем смотрела в теленовостях, как толпы прибывают на битловский карнавал благодушия.
Убытки? Джон просто пожал плечами. Всего-то «долбаная лавка». Далась она ему…
Пол знал Синтию со школьных дней, и она всегда ему нравилась. Теперь ему было жаль ее, да он и сам, судя по всему, был почти что разбит — Джейн Эшер разорвала помолвку, когда, неожиданно вернувшись домой, застала его с другой девушкой. И однажды, как неприкаянный, он поехал в Кенвуд, повидаться с Синтией и Джулианом, и поймал себя на том, что по дороге рассеянно напевает: «Hey, Jules»[114]
. Синтия была благодарна ему, что проведал. После ухода Джона другие битлы еще много лет не будут вспоминать о ней.Как известно, «Hey Jules» Пола вскоре превратилась в «Hey Jude» и стала следующим синглом
А Полу ровно так же не нравилось, что через несколько недель Джон настоял на включении в «White Album» звукового коллажа — а именно восьми минут и тридцати двух секунд искаженных криков, обрывков речи (в том числе необъяснимой строки «You become naked»[115]
) и фрагментов реверсивной музыки — под названием «Revolution 9». Все это Джон и Йоко отчасти записали в ту ночь, когда впервые занялись любовью, а затем обработали в студии при помощи любезных, но весьма смущенных Джорджа и Ринго.Маккартни разозлился. В личной беседе он скажет мне, что не думал, будто такому есть место на альбоме
Да, это был именно набор звуков, и этот набор привел в замешательство, а потом взбесил почти всех фанатов, купивших потрясающую двойную пластинку — потрясающую, если не считать «Revolution 9». Возможно, будь жив Брайан Эпстайн, он мог бы вылить на горячие головы ушат здравого смысла. Но теперь никто не мог сказать Джону, что ему делать… никто, кроме Йоко.
13 октября марафонские сессии завершились — «White Album» был готов. Джон ждал возможности отдохнуть, но приятель-журналист из Daily Mirror, Дон Шорт, шепнул, что полицейские из наркоотдела планируют совершить рейд на их с Йоко квартиру на Монтегю-сквер, — и оба стали лихорадочно избавляться от всего мало-мальски похожего на наркотики, что могло найтись в доме. «Там ведь жил Джими Хендрикс, и бог его знает, что мы могли найти в коврах», — говорил мне Леннон.
18 октября копы из отдела по борьбе с наркотиками были тут как тут и громко стучали в дверь подвала. «Мы валялись в постели, — вспоминал Джон, — на нас даже трусов не было. Йоко побежала в ванную, одеться. Высунула голову, а то еще решат, будто она что-то прячет…» Со свойственной ему рисовкой и склонностью к мелодраме и, вероятно, пытаясь придумать оправдание тому, что не сразу открыл дверь, Джон — с его слов — ответил полиции: «Мы испугались, мы думали, к нам ломятся братья Крэй!» Братья Крэй — печально известная в то время банда убийц, промышлявшая в Лондоне.
В ответ полицейские через окно зачитали ордер на их арест, выломали дверь и обыскали квартиру, а их ученая ищейка унюхала 200 граммов гашиша, машинку для самокруток со следами марихуаны и полграмма морфия.
За обыск отвечал сержант Пилчер, тот же самый полицейский, который в прошлом году арестовал Мика Джаггера и Кита Ричардса. Он сделал себе имя на арестах рок-звезд. Позднее он по таким же обвинениям арестует Джорджа и Патти Харрисон.
«Джон Леннон арестован по обвинению в хранении наркотиков!» — возможно, заголовок в лондонской Evening Standard в тот вечер и завлекал, но вряд ли то было крупное дело. Если бы Джона признали виновным, ему грозил бы разве что крошечный штраф в 150 фунтов стерлингов. Обвинение оглашалось в магистратском суде на Мэрилебон-роуд. Леннон всегда заявлял, что наркотики ему подбросили, и это вполне могло было правдой. А детектива Пилчера в 1972 году выгнали из полиции и на четыре года посадили в тюрьму за попытку воспрепятствовать осуществлению правосудия в другом деле.