Интересно, что Джон, женившийся на Синтии лишь потому, что был вынужден, эту свою свадьбу хотел сыграть гораздо сильнее, нежели того хотела Йоко. Она ценила идею женской независимости, наслаждалась своей свободой и недвусмысленно заявляла, что первые два раза не хотела выходить замуж. И ребенка она не особо хотела, чего тоже не скрывала. Теперь дело шло к третьему браку, но Йоко гадала: а нужно ли ей это? «Мне не особенно нравилась идея снова ограничить себя одним мужчиной», — расскажет она впоследствии биографу Филипу Норману.
У Джона таких сомнений не было. И всякий раз, когда его поступки и порывистые решения того периода вызывают недоумение, на него нужно смотреть как на человека, влюбленного до одури.
Было и кое-что еще. Женитьба на Йоко, по ощущению Джона, приобщала его к авангардной интеллигенции. Синтия была посредственным иллюстратором из художественного колледжа. Йоко же в глазах Джона была то, что надо. С ней он был уже не просто рок-певцом, пусть даже из самой известной группы в мире. Он, как и она, был
В первые дни успеха
Сначала его манила идея свадьбы на океанском лайнере, где их мог поженить капитан, но выяснилось, что нет доступных кают, и он стал продумывать церемонию бракосочетания на пароме, идущем во Францию через Ла-Манш. Это тоже было невозможно. Решение подсказал Питер Браун. Джон и Йоко могли пожениться в Гибралтаре. Расположенный на южной оконечности Пиренейского полуострова Гибралтар с 1713 года является заморской территорией Великобритании. Поскольку юридически это часть Соединенного Королевства, от них не требовалось вида на жительство и подобных документов.
И вот Йоко в коротком белом платье, большой шляпе и больших солнцезащитных очках и Джон в белом костюме и теннисных туфлях были доставлены в Гибралтар на частном самолете и направились прямо в британское консульство, где секретарь сочетал их браком. Час спустя они снова сели на самолет и улетели в Париж — город, который Джон всегда считал воплощением романтики.
«В интеллектуальном плане мы, конечно, не верим в брак. Но никто не любит лишь интеллектуально», — заявил Джон репортеру по прибытии. Йоко смотрела на это гораздо менее романтично. «Мы собираемся сделать вместе множество хеппенингов и ивентов, — сказала она, — и этот брак является одним из них. Мы планируем большой хеппенинг». И через пару дней в Париже новобрачные сели в «роллс-ройс» Джона и помчались проводить свой медовый месяц в амстердамский отель Hilton.
Сама идея медового месяца традиционно заключалась в том, что молодожены проводят первую неделю брака в постели, наслаждаясь тем, что до сих пор было запретно или, по крайней мере, совершалось тайком. Но в этом смысле «медовые дни» Джона и Йоко наступили на месяцы раньше, о чем Джон говорил так: «Мы были либо в студии, либо в постели».
Их медовый месяц в Амстердаме был совсем другим. Целую неделю пара сидела бок о бок в постели в полосатых пижамах, в ворохе цветов, посреди рисованных плакатов, провозглашавших «Постельный мир» и «Волосатый мир», — и приглашала репортеров прийти и послушать, как они поддерживают мир во всем мире.
Джон выражал это так: «Мы с Йоко решили: раз все, что мы сделаем, непременно будет в газетах, то мы используем это… для рекламы мира…» Марши и демонстрации, говорил он, подходили для тридцатых годов, но сегодня нужны иные методы. «Продавай, продавай, продавай… Хочешь мира — продавай его публике, как продают мыло». В газетах была ««война… война… война…». Так давайте изменим это — и хоть ненадолго увидим в заголовках «мир… мир… мир…»».
Это было благородное чувство, и ему было все равно, посмеются ли над ними люди. И да, насмешки не заставили себя ждать. «Мы с Йоко готовы стать клоунами на весь мир, если это пойдет на пользу», — ответил на это он.