Быть Джоном Ленноном

Возможно, есть и еще одно объяснение. Что, если Джон просто бежал от своих внутренних демонов, с которыми там, в Калифорнии, порой не могли справиться ни он, ни Мэй? Да, Йоко, выбрав Мэй на роль любовницы, любезно велела той заботиться о ее муже и беречь Леннона от неприятностей, но временами эта задача была невыполнимой. Мэй не принимала наркотики, мало пила и знала, что алкоголь и кокаин превращают ее возлюбленного начальника в зверя. Но стоило ему упереться рогом, и он их смешивал, а она не могла его остановить.

Может, Джон осознал, что, как бы ни было ему приятно и уютно в Нью-Йорке с Мэй, могут прийти и другие времена, когда он, возможно, будет не столь счастлив, не столь склонен к общению, когда его, как он когда-то волновался, «смогут поиметь»? Может, его песня «Scared» на пластинке «Walls and Bridges» отражала его страх перед самим собой? Может, он чувствовал, что ему нужен кто-то с железной волей? Никто никогда не сомневался в силе воли Йоко или в том, на что она способна пойти ради своих желаний. Еще во времена Beatles Леннон написал песню «I Want You (She’s So Heavy)»[159] для пластинки «Abbey Road». Речь шла о Йоко, и те, кто был склонен его критиковать, нарочито неправильно поняли текст и издевались как могли. Но Джон знал, о чем говорил. Он видел Йоко «тяжелой» в метафорическом смысле — интеллектуально и артистически значимой. И она по самой своей природе в необычайной степени контролировала обстановку вокруг себя.

А может, было еще и другое. В тот день, когда Джон вернулся в «Дакоту» на выходные для гипноза, — что испытал он, увидев просторные, богатые, шикарные апартаменты, которыми владел здесь, на седьмом этаже, по модному адресу: Западная 72-я улица, дом 1? То место, где были почти все его вещи, все кусочки его жизни? Может, он чувствовал, что пришло время прекратить странствия и вернуться домой, к упорядоченной жизни, в родную гавань, под крыло? Может, так просто было легче? Может, он понимал, что Йоко, эксцентричная, властная, могла дать ему самое необходимое — безопасность? Это ли его влекло? Неужели Йоко каким-то образом убедила его, а прежде — себя, что только она одна сумеет его защитить? Или сама жизнь и столь долгая слава истощили его душевные силы? «Я словно плавал с Синдбадом и со всеми чудищами бился», — так он выразил это в письме Питу Хэмиллу спустя несколько дней по возвращении домой.

За свой затянувшийся «уик-энд» он не только бился с монстрами. С Мэй ему было хорошо, он увлеченно работал, очень многое создал и завершил большое дело. К сожалению, лишь его внутренние демоны захватили газетные заголовки. И во всем этом неизменно чувствовалась какая-то мимолетность.

Теперь, когда Beatles наконец уладили разногласия и проблема с визой стала менее тревожной — ведь Никсон ушел в отставку и Белый дом очистили от его разношерстной команды, — может, Джон просто искал себе гнездышко, место, где мог бы без всяких забот свернуться калачиком и отдохнуть?

Йоко была требовательной, с ней бывало трудно, но, пока он не расстраивал ее и не ставил под сомнение ее огромное эго и желание поровну разделить с ним славу, она могла позаботиться обо всем — и о звонках, и о персонале. Все время, пока Джон оставался с Мэй, он подчеркивал, что не хочет ничем расстроить Йоко. Нет, это не означало, будто он непременно продолжал пламенеть романтической любовью к жене, — но он проявлял к ней должную заботу и уважение. Их отношения были симбиозом. Она нуждалась в нем из-за его славы и статуса, которым эта слава наделяла ее, из-за его денег и лимузинов. А его влекли ее шутовские выходки, ее ум и доступ в мир авангарда. С ней он смог почувствовать себя умным, а не просто рокером. И теперь, когда она управляла апартаментами и персоналом в «Дакоте» и заняла его место в совете директоров Apple, она, казалось, предлагала навести порядок в его жизни. Если Йоко бралась устроить все, до чего у него в жизни не доходили руки, — так зачем ему волноваться? Он мог отдохнуть. Она была для него более чем женой — скорее матерью. Она больше походила на мать. Может, именно поэтому он стал называть ее мамой.

Пластинка «Rock’n’Roll» вышла весной. Джон знал: она разочарует фанатов. Она и создателя-то разочаровала. Обилие ревербераций и эха перекрыло его голос, аккомпанемент был каким-то вычурным и нервным, и они с Филом Спектором так и не сумели передать ту волнительную простоту изначальных хитов, которыми некогда так наслаждались. Кавер на Джина Винсента — «Be-Bop-A-Lula» — вышел неплохим, хоть и слишком быстрым, и все же — если не брать в расчет дань уважения Бадди Холли, первому композитору и поэту, повлиявшему на Леннона своим хитом «Peggy Sue», — пластинка звучала так, словно Джон просто перестарался. Он гораздо лучше исполнял классические рок-хиты еще в далеком 1963-м, когда пел «Money» и «Please Mr. Postman» вместе с битлами.

61. «Я благословлен, мне дали второй шанс»