Быть Джоном Ленноном

Джон и Пол написали ее еще в июне, в гостинице после выступления в Ньюкасле, а затем на день прервали гастроли и записали в студии. Она отличалась и от всех песен, что звучали в чартах, и от всего их прежнего творчества. От самого вступления Ринго на ударных до трехголосия в финальном аккорде — неожиданно джазового, на чей-то взгляд, — она мгновенно завладевала всеми, кто ее слышал. Она строилась как весточка другу, и за основную тему, скорее всего, отвечал Пол — он любил рассказывать в своих песнях маленькие истории, как это иногда делал Бадди Холли. Но нисходящие ноты из «Three Blind Mice» в рефрене «…yeah, yeah, yeah…» — это абсолютно и несомненно Джон Леннон. Джон еще этого не знал, но у него открылся дар встраивать в песни чеканные фразы и слоганы — и тот, что был в «She Loves You», оказался настолько заразительным, что вскоре его скандировали группы подростков, а футбольные фанаты распевали его в поддержку любимых команд. «We love you, yeah, yeah, yeah…»[51] — ревели они на трибунах, а по всей Европе Beatles вскоре стали известны как «Йе-Йес».

С выходом «She Loves You» британская пресса наконец-то узрела, какой бриллиант несколько месяцев сверкал у нее под самым носом. И так как Beatles продолжили свою одиссею по стране — теперь в огромном черном «остин-принцесс», как две капли воды похожем на королевский, — репортеры бросились за ними.

То, что они обнаруживали, часто их поражало. Обычно поп-звезды были кроткими работягами и безропотно исполняли все, что им приказывал импресарио. Beatles были не такими. Да, Пол обычно любезничал, а Джон, в зависимости от настроения, бывал забавным или сердитым, но их уверенность в себе и своем новом положении часто доходила до высокомерия. И репортеру, которому удавалось поймать их перед выступлением, пока они сидели в очередном отеле очередного чужого города, порой казалось, что он попал в пьесу Беккета или Пинтера.

Американский журналист Майкл Браун, когда последовал за группой в тур, в документальном отчете для своей книги «Love Me Do» отразил в совершенстве этот невозмутимый разговор заскучавших ребят:

Джон. Так, еще сига, и пойду дрыхнуть… Эй, а знаете, как по-американски «дрыхнуть»? Hit the sack. «Мешок пихануть», мать его. Не люблю «мешки». Как услышишь, так перед глазами эти наши, бурые, с картошкой…

Пол. Ага, задумаешься так… «Мешок пихануть»… Это так грязно… так многосмысленно…

Джон. Ну да… Sack — слово многозначное. Вот посмотришь с одной стороны — так мешок. А с другой — так грабеж. Можно пограбить Рим. А можно пограбить мешок, прикинь… А если вдуматься, как звучит… так можно что-то осквернить, или на саксофоне сыграть, или сахарком посыпать…

Ринго. Или убить кого и в жертву принести…

Да, не такие шутки привыкли репортеры шоу-бизнеса слышать от поп-звезд. Но Beatles осмелились отличаться. А 13 октября на самом популярном в стране телеварьете «Воскресный вечер в лондонском «Палладиуме»» они завели свой коронный фальцет — и в едином ритме затрясли головами, размахивая свежевымытыми, благоухающими шампунем шевелюрами. Это была шутка, практически насмешка над самими собой, и над Джоном только посмеялись, когда он впервые предложил вместе потрясти головами. Но это сработало. Вся страна, от молодых до стариков, влюбилась в этих дерзких нонконформистов, перед которыми все прежние рок-звезды казались замшелыми пеньками. Теперь в популярных газетах мелькали статьи о мальчиках, которых услали домой из школы за стрижки «под битлов», или о распродаже пиджаков в битловском стиле — «налетай, торопись!», и о поклонниках, что стояли в очереди всю ночь, чтобы получить желанные билеты на концерт… В разгар этого буйства «She Loves You» достигла продаж в миллион экземпляров (первый сингл в Великобритании, покоривший эту отметку), и, когда волна восторга распространилась на континент, группа отправилась на четырехдневные гастроли в Швецию.

Только прилетев обратно в Лондон из Стокгольма и увидев, как тысячи фанатов ждут их возвращения в аэропорту Хитроу, Beatles начали осознавать, чего сумели достичь.

Четыре дня спустя, 4 ноября, в Британии остался последний бастион: они предстали на «Королевском варьете» перед самой королевой-матерью. В те дни приглашение сыграть для королевской семьи считалось величайшим комплиментом для артиста, и даже битлы были на взводе. Как и всегда во время грандиозных событий, на сцене их представлял Джон.

«Я просто безумно нервничал, но я хотел кое-что отчудить, так, слегка побунтовать», — вспоминал Джон. Он прищурился, оглядел публику — все зрелые, холеные, при деньгах… кивнул в сторону диадем в королевской ложе, которую и не видел-то без очков, и сказал: «Итак, это наш последний номер, и я хотел бы попросить вашей помощи. Кто на местах подешевле — хлопайте в ладоши. А остальные… просто трясите своими драгоценностями!» — и запел: «Well, shake it up, baby, now… twist and shout…»[52]