Собрав волю в кулак, Паша добрел до кровати, где лежал Велимудр. Тот по-прежнему спал. Или не спал, проверить это Паша был просто не в силах. Руки его болели, он рассадил их о печь и стены, пока пытался ударить эльфа. Тогда он просто сел на лавке у стены, ожидая пробуждения волхва. Незаметно для себя он прогрузился в липкий, тревожный сон.
Ему снились события последнего дня, мерзкие щупальца, лезущие прямо в глаза и нос, затрудняя дыхание. Внезапно щупальца стали теплыми, стали будто стекать из носа на губы и подбородок. Паша будто наяву почувствовал их вкус, солоноватый, как у крови.
Следующее видение оказалось еще страшнее. Щупальца испарились, перед ним было только чистое небо. И ему явился лик Господень. По крайней мере, так ему показалось, он видел перед собой человека, которого изображают сотни икон и фресок, гравюр и картин. Тот смотрел на Павла с укором, но ничего не говорил. Паша боялся его, и старался сжаться, стать как можно меньше, а лучше и вовсе исчезнуть. Страх заставил его бежать. Бежать из сновидения прямо в жестокую реальность, которая сменила страх на дикую боль.
Из носа хлестала кровь, заливаясь в распахнутый рот. Паша чуть не захлебнулся ею, глаза не открывались, будто были чем-то залеплены. Стараясь выплюнуть кровь, Паша закашлялся, что вызвало новую волну боли, будто его легкие были изорваны в клочья, а ребра, все до единого, перемолоты в мелкую кашу. Отчасти это было правдой, два ребра эльф действительно сломал, а легкие жгло какими-то курениями волхва.
Когда Велимудр очнулся и увидел своего избитого ученика, он подскочил с кровати, позабыв о возрасте и степенности. Проклятый демон высосал практически всю накопленную волхвом энергию, пришлось врачевать Павла традиционными методами. А это было болезненно и долго, хоть и достаточно эффективно.
Такое резкое пробуждение Павла могло плохо сказаться на его же здоровье, потому что он пытался стереть целебную мазь с глаз, дергаясь при этом и причиняя себе боль.
– Ляг и лежи, дурень, врачую я тебя, – приказательным тоном вразумил больного волхв.
Тот послушался, видимо, начиная приходить в себя.
– Сильно он меня отделал? – шевеля рваными губами, спросил Паша.
– Будто ты в берлогу голову сунул, а потом все дубки в лесу челом пересчитал, – усмехнулся волхв.
– Не в берлогу, а на банановое дерево, – попытался отшутиться Павел, криво улыбнувшись.
Но волхв шутки не оценил, может, не поняв, что это за дерево, а то и просто посчитал, что больной на шутки не способен.
– А где твои друзья? – спросил Велимудр, аккуратно обрабатывая большую шишку с рассечением, что красовалась на Пашином лбу.
– Точно… – прошептал Паша.
– Что точно?
– Ты же ничего не знаешь, – он сглотнул застывшую слюну, – Дай воды.
Когда Велимудр напоил ученика, тот вкратце рассказал ему последние события.
–Что ж. Надеюсь, у тебя были причины доверять им, и все это просто случайность и недоразумение, – вкрадчиво говорил волхв, – Ведь у тебя были причины?
Последнее было скорее не вопросом, а утверждением. Ложным утверждением.
– Теперь я понимаю, что нет. Но Мигэль не виноват, – вся злость куда-то ушла, Паша понимал, кого следует винить в произошедшем.
Он понял, что оказавшись совсем одному в огромном и незнакомом мире, трудно не принимать за друзей всех подряд. Тех, кто идет рядом. «Так ведь и обретают друзей, мы же вместе прошли немалый путь, не раз спасали друг друга. В чем же я ошибся?»: терзал себя Павел.
– И ты не виноват, не виновата и Ясмина, – заключил волхв, поглаживая бороду, будто она и была источником его мудрости, – Никто не виноват. Смена богов всегда сопровождается разрушением старого, того, что казалось нерушимым, того, к чему мы привыкли.
– И что же? Завтра ты меня превратишь в жабу из ревности, или еще чего-то? И все потому, что одни боги меняются другими? – возмущенный Павел не заметил, как заплевал подбородок кровью.
К нему вновь вернулось негодование, отчего-то вспомнился случай из далекого детства. Тогда он с матерью посещал службу в церкви, папа с ними не пошел. Паша тоже не хотел, тогда обитель бога на земле казалась ему страшной и пугающей. Он не понимал, отчего он раб божий, почему этот бог все видит и хочет наказать. Тогда ему казалось, что глаза, смотрящие с икон, смотрят прямо ему в душу, ища там грехи, ища слабость. Бог ведь видел те конфеты, что Паша стянул из буфета, видел он и соседского кота, которому Павел привязал к хвосту жестяную банку.
И тогда ему казалось, что кара небесная настигнет его прямо в церкви. Это он читал в безумных глазах престарелых прихожанок, в их дерганых движениях, когда они крестились, а затем слюнявили крест. Даже огонь тонких свечей казался нестерпимо жарким, а их запах лишь усиливал страх. Страх перед небесной карой. И маленький Паша не выдержал. Он разрыдался и кинулся к выходу, не видя ничего перед собой. И как только он выбежал во двор, ему стало легче, а слезы лились лишь по инерции.