Так же Паша узнал, что на западе, у самых границ ляхов и литвинов некая владычица Дара, правившая там уже несколько десятков лет, вдруг омолодилась. С этим чудом начались и другие чудеса. В целом чудеса были не совсем чудесными, и связаны были в основном с исчезновением людей. Говорили, будто Дара обращает всех подданных в Римскую веру, даже против их воли. Из сбивчивых рассказов, явно переполненных вымыслом, Паша все же понял, что эта Дара весьма красива, хоть и жестока.
Встречались и другие новости, о ярмарках, рождениях, свадьбах и смертях. Паша так же интересовался безопасностью дорог, и, судя по ответам населения, в окрестностях было спокойно.
Проходя очередной лесной массив, Паша лишь удивленно хмыкнул: «Лес без разбойников? Нонсенс!». Они шли уже третью неделю, и вскоре вышли из границ страны, которой правил князь Владимир, войдя в земли свободных племен с кучей имен и постоянно изменяющимися территориями. Похолодало, зато болота остались далеко позади, сменившись лесами и ледяными озерами.
Поселения здесь встречались реже, но их устройство мало чем отличалось от тех, что строились в пройденных землях. Все те же частоколы, сложенные из бревен дома и меховые наряды. Основы поселений строились на холмах, обносились частоколом. Все, кто не умещался за ним, строили дома рядом, за рвом. Изредка и эти дома обносились нехитрой стеной из отесанных бревен. Однажды Паша встретил городок с тремя кольцами, очевидно, это была какая-то столица. Но войти в нее Паша так и не решился, довольствуясь остановками в деревнях. К тому же он вообще не планировал задерживаться в этих землях, его путь лежал в страну живописных фьордов и светловолосых мужчин, не ведающих страха. По крайней мере, так о них отзывались местные крестьяне.
В бесстрашие Павел не верил. Не бояться смерти может только фанатик или умалишенный, что, по сути, одно и то же. Вряд ли кто-то в здравом уме станет распарывать свое брюхо о вражеский меч, лишь затем, чтобы засыпать землю своими внутренностями и проявить бесстрашие. Бесстрашных нет, есть люди преданные идее, какой бы она ни была, будь то золото, клочок родной или чужой земли или иное. Борясь за это, они и проявляют то, что принято называть бесстрашием. Однако у кого из них не сжималось сердце, когда их плоть пронзала сталь, когда их конец становился очевидным и близким. Это потом, спустя несколько секунд они надевали горделивую маску безразличия, а то и счастья, но лишь с тем, чтобы не радовать врага, не пасть в глазах товарищей. Чтобы его помнили, и похоронили как славного воина, сына своей земли. Но каждый из них боялся, каждый не хотел умирать. Они героически жертвовали собой, но не потому, что не боялись своей смерти. И порой их жертвы оправдывали себя, если жертвы вообще могут быть оправданными.
Сумбур подобных мыслей роился в Пашиной голове, когда он приложился ко второй кружке пива, что подавали в придорожном трактире. Трактирщик выбрал рискованное место для своего бизнеса, здесь реже ходили путники, нежели вооруженные, воинственные отряды. Однако это заведение было клочком некого перемирия, никто не грабил его и не жег. Даже если до этого армия и сожгла с десяток деревень, трактир она не трогала. По крайней мере, так говорил сам трактирщик.
На следующий день отряд вновь миновал границу. Ее никто не охранял, да и понять, что это граница можно было едва ли. Однако, как говорили местные жители, граница пролегала именно здесь. В землях, куда вошел Павел, должны были жить жмудины, как их назвал трактирщик. В Жмудь отряд вошел двадцать седьмого января, именно это число показывали Пашины часы.
Паша еще не встретил ничего особенного, но отчетливо понял, что попал в какой-то иной мир. Сразу же вспомнились боги. Показалось странным, что в Византии он подобного не чувствовал. Впрочем, тут же нашлось объяснение: «Я же крещеный». С местными божествами Паша знаком не был. Нельзя было сказать, что они проявляли какую-то враждебность, но чувствовал себя Павел несколько неуютно. Что-то похожее ощущали и Мигэль с Ясминой.
Еще до пересечения этой границы Паша вдоволь наслушался баек о некоторой неадекватной кровожадности местного народа, а в особенности жрецов. Богам тут поклонялись едва ли не всем подряд, от Зевса, до Ра. Но более других здесь был почитаем какой-то неизвестный Павлу бог по имени Гилер. Обитал он на горе Белр, и постоянно жаждал жертв. Особенно нравились ему представители других наций, чем моложе, тем лучше. В идеале дети. Если же ему не приносили жертв, то он осыпал своих подданных страшными стихийными бедствиями, будь то ливни или смерчи. Культ был распространен, в каждом поселении имелся хотя бы один жрец Гилера.