Быт и культура древних славян

Причины таких переодеваний были, очевидно, различны; возможно предположить, что они возникли на почве распущенности и буйного веселья; иногда в этом сказывалась драматизация мифов, восходящих к культу предков, или ими сопровождались заклинания сил природы (демонов). Позже подобного рода маскарады утратили свое ритуальное значение, превратившись просто в развлечения и различные пантомимы. При весенних празднествах, связанных с выбором жениха и невесты, основным мотивом был эротический элемент, который, однако, продолжал проявляться и в летних забавах. Впоследствии он значительно смягчился, но и теперь еще в некоторых местах встречаются крайности, доходящие до гетеризма[46]. Важно отметить, что помимо девушек и парней в хороводах принимали участие и молодые жены[47], несмотря на сопротивление и запрещения семьи и мужа[48]; об этом участии говорят и песни, приведенные Е. В. Аничковым, напр.: «Все кумы подруженьки на игрище ушли, а меня младу-младешеньку не отпустили. Я во серце-то войду, во ретивое войду, сама на игрище дойду». Об эротизме этих забав имеется целый ряд свидетельств с древних времен. Так, поучение Иоанна II, митрополита Киевского (1080–1089) запрещает не только безмерное пьянство и светские пиры, но и «играние, плясание и гудение… да не осквернять чювьства виденьем и слъшанем». Еще более определенно говорит грамота митрополита Кирилла II (1274): «В суботу вечер сбираются вкупе мужи и жены и играють и пляшуть и скверну деють в нощ св. въскресения, яко Диону сов праздник празднують…»[49] и «Слово некоего христолюбца»[50], который восстает против вечерних игр, связанных с почитанием огня, вил, Мокоша, Сима, Ръгла, Перуна, Рода и рожаниц[51]. «А всех же играний проклятеє есть много вертимое плясание» — говорит Иоанн Златоуст, — «а по плясании начата блуд творити с чюжими женами и сестрами…», «пляшущая бо жена многим мужем жена есть»… Такого рода свидетельства имеются вплоть до конца XVII в., а также и в целом ряде извлечений из грамот, опубликованных Н. Харузиным[52]. Но особенно интересны известия летописи (краткой), писанной до 1219 г. для суздальского кн. Ярослава Всеволодовича, где помимо уже приведенной выписки из Киевской летописи о радимичах, вятичах и пр., которые ходили «на игрища, на плясание и ту умыкаху жены собе», приводится указание на то, что в древнейшие времена славянам были известны любовные средства (aphrodisiaca)[53] и некоторые другие женские уловки вроде обнажения плеч, украшения рук перстнями, румян и белил[54]. Указания на прелюбодеяния встречаются и в княжеских судных распоряжениях, которые за поступки подобного рода назначали наказания. Как трудно было бороться церкви с этими языческими пережитками, видно из печалований летописца, что народ идет на игры, в то время как храмы пустуют. Аналогичные эротические пляски были и у поляков, что видно из старых преданий о «субботках», о плясках в вечер под Ивана Купала и Петра и Павла. При этом пелись песни с упоминанием языческих божеств — Лель, Полель, Есса (lessa) и особенно Лада.

Все эти празднества с подобного рода песнопениями и плясками осуждались многочисленными нравственными поучениями, характерным примером которых может служить проповедь Петра из Милославии (Miłosławia XV в.): «Consuetudo est apud homines aliquos, quod in vigilia huius Sancti (Iohannis Bapt.) faciunt ignem et corisant circa eum et aliqui exponunt illam herbam authomasiam… ubi hunt clamores, visus impudica verba et multa mala» (Brückner. Kazania, III, 141).

К аналогичным явлениям можно отнести «connubia communia», существовавшая у чехов, о которых упоминает Косьма Пражский (I, 36), так как о настоящем брачном коммунизме у чехов в то время не может быть речи.

Так приблизительно слагалась брачная жизнь замужних женщин у древних славян.