Быть Лолитой

Я всегда носила короткие шорты и юбки, потому что знала, ему нравятся мои голые ноги. Он ворковал, когда мы были наедине: «Ты такая сексуальная, у тебя такая мягкая кожа, как мне могло так повезти?» Простые комплименты, которые казались чем-то новым из уст взрослого мужчины, будто в них заключались какие-то знания. Я знала, что они что-то значат, потому что он сравнивал меня со своими бывшими девушками, с другими ногами. В отношениях с моими прежними парнями всегда был элемент удивления или восхищения, которые, кажется, никогда не менялись; как будто они не могли поверить (прикоснуться к девушке, поверить, что рядом с ними реальное теплое тело другого человека), что это и правда происходит, поэтому их комплименты казались чем-то вроде осколков на песке – блестящие фрагменты, но ничего не стоящие. Он уже рассказал мне о своих бывших девушках, о том, как хорош был секс с той, с кем он встречался во время учебы. Мне было интересно, сравнивает ли он нас. Интересно, как выглядели ее ноги.

По пути в Итака мы ехали по одной за другой автострадам, пока наконец не оказались на тех узких дорожках, которые все же еще носили гордое название автострад, «Северная трасса 17», по которой проехали много миль и часов. В северной части штата наш автомобиль был единственным, который можно увидеть, мы ехали мимо скал, где асфальт усеян галькой всех оттенков серого. Все остальное зеленое, зеленое, зеленое, деревья и трава, и его перьевая ручка. Я тоже взяла с собой ручку, ту самую, которую он мне подарил.

На полпути мы остановились в закусочной у трассы, чтобы выпить кофе. Roscoe Diner. Она стала нашей во всех возможных смыслах – розовый неоновый свет на потолке, бесконечные повторные порции кофе, меню, которое всегда одинаковое, и совсем не нужно его читать, чтобы знать, что заказать, все точно, как «наша» закусочная дома – но с важным отличием: нас никто не знает.

Мы держались за руки через стол, пока ждали картофель фри. К концу лета официантки начали нас узнавать. Они единственные, кто узнал о наших отношениях тем летом, однажды мы остались в отеле, может, дважды, и я не могла никому рассказать, неважно, как сильно была влюблена. И не рассказала.

Впервые мы оказались в закусочной во время обеда, не могли уехать до полудня, потому что я вернулась из лагеря, где консультировала четвероклассников. Он хотел успеть добраться до отеля до того, как станет совсем поздно, а я устала. Заказала томатный суп, а он жареный сыр, который мы разделили. Он говорил с поддельным британским акцентом и рассказывал мне, как я красиво и вкусно выгляжу, спрашивал, пойду ли я с ним, графом сырных сэндвичей, на свидание? И каким-то образом у Ника за шиворотом оказался сыр, а у меня на носу томатный суп, и мы вытирали друг друга салфетками.

Когда подошла официантка, мы все еще смеялись, и она сказала:

– Оставайтесь влюбленными, сладкая парочка, – обведя счет в чеке. И я посмотрела на Ника, затаила дыхание с широко распахнутыми глазами. С благоговением и страхом: «Нас кто-то увидел». Но Ник лишь сжал мою руку крепче. В Итака тем летом никто так и не узнал.

5

Тем летом я притворялась, что прочла книгу, хотя на самом деле лишь пролистала. Когда Долорес сбежала посреди второй части, я потеряла интерес. Пропустила весь отрывок. Уже устала от бесконечных дорожных путешествий и пейзажей. Все напряжение из повествования исчезло, когда они оказались вместе. Зачем читать дальше?

Ник продолжал обсуждать книгу, и я просто кивала, что не так уж и отличалось от того, когда я действительно читала. Очевидно, я пропустила важный момент – какой романтичной, какой сложной была задача Гумберта в попытке игнорировать очарование Лолиты, прежде чем они наконец смогли вступить в связь, и что Лолита все это время контролировала ситуацию. Во время наших походов в закусочную за чашечкой кофе поздно вечером дома, в единственном общественном месте, где мы могли поговорить, он брал книгу из моих рук и держал ее, обложка зависала над нашими тарелками с картофелем фри, пока он читал вслух. Он объяснял то, что я не понимала.

Когда мы были дома, мне казалось, я по-прежнему в школе, мне казалось, он по-прежнему мистер Норт. Я делала заметки на салфетках, иногда рисовала звездочки, будто забывая о его голосе, но знала, что не смогу их сохранить. Мне хотелось иметь дневник в кожаном переплете, чернила, еще одну татуировку. Хотелось чего-нибудь постоянного, чем можно отметить то, что происходило, так, чтобы это невозможно было стереть. Все, что я писала, он уничтожал.

* * *

То лето было полно подарков. Мне казалось, каждая наша встреча была моим праздником, нашим праздником. Всегда были напитки. Коробочки с лентами из кондитерской, что-то с конфетами или трусики, которые, он считал, мне понравятся, или блеск для губ, или взрослые духи. Он сказал, я не должна больше пахнуть как школьница.

Однажды вечером он сел на диван рядом со мной и вручил мне тонкий пакет. Завернутый в газетную бумагу и украшенный красно-белой лентой от кондитерской.

– Что это? – подарок был легким, как листок бумаги.