Быть мужчиной. Современная мужественность без насилия, доминирования и страха

Робин подчеркивает, что эти типы составляют малую долю популяции, но в некоторых обстоятельствах приобретают влияние.

— Можно видеть, как что-то подобное происходит в террористических организациях, во время краха государства или гражданской войны. Когда закон не работает, эти парни выходят из тени и с энтузиазмом ввязываются в драку.

Более всего тревожит то, что мы как будто восхищаемся мужчинами с психопатическими чертами. Речь не о серийных убийцах, конечно, но от них недалеко ушли маньяки, знакомые нам по футбольным командам, офисам, пабам. В подходящих обстоятельствах они становятся ценными союзниками на условном «деревянном корабле», но никто из нас не захотел бы познакомить их со своими сестрами. Одна из причин, по которой их тайно (и не очень тайно) ценят, состоит в том, что они демонстрируют гипермаскулинность, рискуя больше любого другого. Ты чувствуешь: с такими типами можно либо дружить, либо враждовать.

Остается вопрос: как остановить психа? Вероятно, невозможно избавиться от него насовсем, но способны ли мужчины внутри стаи как-то разобраться с ним? Это вопрос решительности: согласны ли мы с тем, что нам хватит интеллекта, чтобы положить конец убийствам? Мы не в состоянии избавиться от насилия как такового, но не пора ли перестать считать его признаком мачизма?

* * *

Насилие растекается, как кровь по мостовой. Одного парня ткнули ножом, другие отомстили — и вот у нас появился новый стандарт, для соответствия которому надо быть самым отмороженным на районе. Вскоре граница между психопатами и нормальными парнями размывается, и вот уже банды идут с оружием стенка на стенку, выясняя, кто первым застрелит следующего случайного прохожего. Это способ утвердиться в существующем контексте. Готовность действовать. Насилие — входной билет.

* * *

— Я считал себя пиратом, — Бен, только что вышедший из тюрьмы, говорит абсолютно серьезно. — Так я себя воспринимал. Делал, что хотел. Продавал наркоту, баловался с оружием, не платил налогов, не работал с девяти до пяти. Мой отец был обычным человеком, а я не планировал жить так же. Своими идолами я считал самых гнусных злодеев.

Мы общались с Беном по телефону через несколько недель после того, как он освободился из тюрьмы Спринг-Хилл, в которой я ранее встречался с Джейми. Бен уже привыкал к жизни вне тюрьмы и собирался открыть собственный тренажерный зал. Он отсидел два с половиной года из пятилетнего срока за вооруженное ограбление. В тюрьме решил разобраться со своими проблемами. Держась подальше от крэка и героина, он работал в качалке, обучался и общался с людьми с предпринимательской жилкой, фанатами фитнеса, находящимися «на самом верху пищевой цепи». Что более важно: после перевода в Спринг-Хилл Бен стал участвовать в работе команды реабилитации от алкогольной и табачной зависимости и захотел получить точный психиатрический диагноз.

— Я искал помощи еще до того, как попал в тюрьму, но я продавал и нюхал кокаин, его было полно вокруг, — рассказывает он. — Большую часть жизни я провел в пабе. Трудно диагностировать психические проблемы, когда ты все время под кайфом. Когда я добрался до тюрьмы категории D, мне сказали, что у меня пограничное расстройство личности. Возможно, еще и биполярка, такое бывает, особенно в результате тяжелого детства.

Бен — уроженец Южного Лондона; он родился в Ватерлоо, рос в Пимлико, а затем в Мордене. У его младшего брата, который до сих пор сидит в тюрьме, параноидальная шизофрения. У дяди тоже была параноидальная шизофрения, он покончил с собой. Психопатия его матери мешала ей демонстрировать эмоции и проявлять любовь к детям. В результате в 14 лет Бена вышвырнули из школы и он влился в бандитскую культуру — вместе со своими друзьями, преимущественно ямайцами. Бен происходит из смешанной семьи, он нередко сталкивался с проявлениями расизма в отношении своих друзей и, как и они, чувствовал себя изгоем общества. А потому оставался в альтернативном мире.

Я занимался оружием и наркоторговлей и ощущал себя комфортно. Странно, я знаю, но так и было. Я нашел счастье среди этих людей. Теперь я понимаю: те чувства были фальшивыми, я зарабатывал для них деньги, а они, старшие, всего лишь приглядывали за младшими, хотя я искал в них семью. Я считал себя маленьким плохим мальчиком, понимаешь?

Большой дом, машины, женщины, деньги. Вот к чему он стремился с самого начала, а не ко всей этой грязи, насилию и беспределу. Все это выходило за рамки. Странным образом пограничное расстройство сыграло Бену на руку, потому что его психика тоже выходила за рамки. Он пребывал то в депрессии, то в приподнятом настроении. Это помогало ему изнутри:

— В тюрьме ты или тонешь, или выплываешь, а я по натуре пловец.