Быть собой: новая теория сознания

Операция началась примерно в полдень и продолжалась чуть больше восьми часов. Я лично, когда работаю, отвлекаюсь едва ли не каждые пять минут — то письмо в почте посмотреть, то счет в крикете, то очередную чашку чая налить. Майкл с хирургом-практикантом и бригадой сменяющихся ассистентов трудились все это время без устали, терпеливо, методично, не покладая рук. Примерно в середине процесса, когда практикант ушел на короткий перерыв, меня пригласили подойти к хирургическому микроскопу. Я не ожидал, что удостоюсь такой привилегии. Вглядываясь в ярко освещенные полости вскрытого детского мозга, я пытался совместить абстрактные знания о разных его участках и проводящих путях с лежащим передо мной комком тканей. Ничего не получалось. Я не мог разглядеть ни четкую иерархическую структуру коры, ни противотоки восходящих и нисходящих сигналов, которыми занимался в собственных исследованиях. Мозг снова стал непроницаемым, и мне оставалось только преклоняться и перед мастерством нейрохирурга, и перед материальной реальностью этого самого что ни на есть волшебного объекта. Ощущение было почти сверхъестественное. Таинственная завеса приоткрылась, явив на свет самое сокровенное. Я смотрел прямо в механизмы человеческого «я».

* * *

Операция прошла как планировалось. Где-то после восьми вечера Майкл оставил практиканта накладывать швы, а меня взял с собой на беседу с родственниками юного пациента. Они смотрели на нас с облегчением и благодарностью. Интересно, что бы они почувствовали, если бы увидели то, что несколькими часами ранее видел я?

Позже, возвращаясь по темной зимней дороге домой, я вновь вспомнил, как формулировал трудную проблему сознания Дэвид Чалмерс: «Мы сходимся во мнении, что у сознания имеется физическая основа, но не можем объяснить, почему и как сознание на этой основе возникает. Почему физические процессы в принципе должны порождать богатую внутреннюю психическую жизнь? Объективной логики в этом нет никакой, и тем не менее жизнь возникает»[394].

Сражаясь с этой загадкой, философия выдвинула ряд гипотез — от панпсихизма (сознание присутствует в той или иной степени везде) до элиминативного материализма (сознания нет, по крайней мере в привычном нам понимании) и весь спектр промежуточных версий. Но наука о сознании — это не выбор из предложенного меню, каким бы фешенебельным ни был ресторан и каким виртуозом — его шеф-повар. Это, скорее, готовка из того, что нашлось в холодильнике, при которой, смешивая всё в новых и новых сочетаниях ингредиенты из философии, нейронауки, психологии, информатики, психиатрии, машинного обучения и так далее, мы получаем в итоге что-то отличное от прежнего.

В этом суть подхода к изучению сознания с точки зрения настоящей проблемы. Признать, что сознание существует, а затем спросить, как его феноменологические свойства (каким образом структурируется разный сознательный опыт, какую форму принимает и т.п.) соотносятся со свойствами мозга, являющегося частью телесного организма и встроенного в окружающий мир. Поиск ответов на эти вопросы можно начать с идентификации соответствия тех или иных паттернов активности мозга тем или иным разновидностям сознательного опыта, но это не значит, что все сведется и должно свестись только к этому. Необходимо выстраивать все более надежные и прочные объяснительные мосты между механизмами и феноменологией, чтобы взаимосвязи, которые мы вычерчиваем, обретали логику, а не выглядели случайными. Какую же логику они должны обрести в данном контексте? Все ту же — объяснение, прогнозирование, контроль.

В исторической перспективе эта стратегия — отражение того, как научное понимание законов жизни одерживает верх над магическим мышлением витализма, вычленяя свойства живых систем, а затем объясняя каждое из них с точки зрения находящихся в их основе механизмов. Конечно, жизнь и сознание — это разные явления, хотя, надеюсь, теперь-то я уже успел убедить вас, что они связаны теснее, чем может показаться на первый взгляд. Стратегия и для того и для другого одна. Подход с точки зрения настоящей проблемы, не предполагая ни попыток решить трудную проблему сознания с наскока, ни задвинуть на второй план эмпирические характеристики сознания, вселяет подлинную надежду примирить физическое с феноменальным и в результате не решить трудную проблему, а развенчать.

Мы начали свой путь с рассмотрения уровня сознания — разницы между пребыванием в коме и осознанным бодрствованием, — делая основной акцент на важности измерений. Главный вывод, к которому мы на этом этапе приходим: предлагаемые для измерения параметры, такие как каузальная плотность, информативность и интегративность, взяты не наобум. Они выражают крайне консервативные свойства любого сознательного опыта, указывая, в частности, на то, что любое сознательное впечатление едино и отлично от любых других сознательных впечатлений. Любой осознанный опыт переживается «как целое», и любое такое переживание имеет свой собственный характер.