Что-то похожее произошло много лет назад и со мной, когда я ехал к моему любимому месту для сёрфинга в Сан-Диего. Я повернул налево под недавно установленный знак «поворот налево запрещен» — на короткий съезд к океану где-то у Дель-Мара. Поскольку никаких очевидных причин установки такого знака не наблюдалось, поскольку другие машины передо мной тоже туда поворачивали, поскольку за долгие годы я сворачивал на этот съезд, наверное, сотни раз и поскольку я страшно возмущаюсь, когда меня пытаются несправедливо оштрафовать, я доказывал в своих письменных показаниях, что знак был для меня в буквальном смысле невидим, даже если он «в принципе» находился в поле зрения. Я строил свою защиту на принципе слепоты невнимания. Да, новый знак имелся, но в силу взвешивания прецизионности в мозге я его воспринять не смог. Я дошел до Калифорнийского суда по делам о нарушении безопасности движения — пусть не до Верховного, но все же достаточно высокого, чтобы моя фамилия появилась в календаре слушаний. Я даже подготовил симпатичную презентацию в Power Point для судьи, но и это, увы, не помогло.
Слепотой невнимания (возможно, не подозревая, что она называется именно так) пользуются и фокусники. Салонные фокусы, в частности, требуют виртуозно отвлекать внимание зрителей, чтобы они не заметили, как иллюзионист закладывает за ухо даму червей, которая чуть погодя должна возникнуть там словно из ниоткуда[142]
. Пользуются этой особенностью перцептивной физиологии и преуспевающие карманники. Я наблюдал однажды, как щипач-профи Аполло Роббинс без малейших усилий уводил у моих коллег часы, бумажники и сумочки, — трюк тем более примечательный, что многие из «потерпевших» великолепно разбираются в восприятии, знают все о слепоте невнимания и были предупреждены о намерениях Роббинса.Нам, конечно, удобнее видеть свое взаимодействие с миром примерно так: сперва мы воспринимаем мир таким, какой он есть, затем решаем, что делать, — и делаем. Ощущаем, думаем, действуем. Возможно, так это и выглядит, но повторю, истинное положение вещей не всегда позволяет судить о себе по тому, каким оно представляется. Пора вводить в нашу картину действие.
Действие неотделимо от восприятия. В силу своей тесной связи восприятие и действие определяют и обусловливают друг друга. Каждое действие модифицирует восприятие, меняя входящие сенсорные данные, а любое восприятие оказывается таким, какое оно есть, чтобы направлять действие. Без действия восприятие просто лишается смысла. Мы воспринимаем окружающий мир, чтобы эффективно в нем действовать, добиваться своих целей и в конечном итоге повышать свои шансы на выживание[143]
. Мы воспринимаем мир не таким, какой он есть, а таким, каким он нам полезен.Не исключено даже, что действие здесь первостепенно. Можно попробовать исходить не из того, что мозг выводит наиболее вероятные перцептивные умозаключения, чтобы затем направлять поведение, а из того, что его основополагающее занятие — порождение действий[144]
и постоянная их калибровка с учетом сенсорных сигналов, чтобы наилучшим образом достигать стоящих перед организмом целей. С этой точки зрения мозг предстает по самой своей сути динамичной, активной системой, непрерывно прощупывающей среду и изучающей последствия[145].В предиктивной обработке действие и восприятие — это две стороны одной медали. Обе опираются на минимизацию сенсорных ошибок предсказания. До сих пор я описывал этот процесс минимизации в категориях обновления перцептивных прогнозов, но это не единственный вариант. Сокращать ошибки предсказания можно и совершая действия, ведущие к изменению сенсорных данных, чтобы новые сенсорные данные соответствовали существующему прогнозу. Минимизация ошибок посредством действия называется активным выводом — этот термин предложил британский нейробиолог Карл Фристон[146]
.Проще всего представить себе активный вывод как некое самоисполняющееся перцептивное пророчество — процесс, при котором мозг посредством совершения действий ищет те сенсорные данные, которые позволят сбыться его перцептивным прогнозам. Действия эти могут быть самые простые — например, перевести взгляд. Сегодня утром я искал в вечной свалке на своем рабочем столе ключи от машины. И пока я шарил глазами по этому беспорядочному нагромождению, у меня не только ежесекундно обновлялись зрительные прогнозы (пустая кружка, пустая кружка, скрепки, пустая кружка…), мой сосредоточенный взгляд непрерывно исследовал открывающуюся мне картину, пока перцептивный прогноз относительно ключей не исполнился.