Читаем Быть собой: новая теория сознания полностью

Наше исследование лишь одно из растущего числа призванных выяснить, что происходит, когда в игру вступают перцептивные ожидания. Авторы другого изящного эксперимента — Мика Хейлброн, Флорис де Ланге и их коллеги из Института Дондерса в Неймегене — воспользовались так называемым эффектом превосходства слова. Отдельные буквы, в частности U, проще идентифицировать в составе слова, скажем HOUSE (дом), а не когда они входят в ничего не значащий набор букв, например AEUVR. Группа де Ланге показывала испытуемым множество примеров слов и бессмысленных наборов букв, всегда на фоне визуального шума. В полном соответствии с эффектом превосходства слова отдельные буквы оказалось проще распознавать в слове, чем в бессвязном наборе.

Отличительной особенностью этого исследования стал хитроумный способ анализа активности мозга испытуемых, зафиксированной с помощью фМРТ. При анализе данных с использованием мощной технологии «чтение мозга»[163] было обнаружено, что специфическая нейронная активность, связанная с буквой («сигнатура»), в зрительной коре выделялась «резче», то есть ее легче было отличить от нейронных репрезентаций других букв, когда она находилась в слове, а не в бессмысленном наборе. Это значит, что перцептивные ожидания, создаваемые контекстом слова, меняли активность мозга на ранних стадиях зрительной обработки в сторону усиления восприятия — в полном соответствии с тем, что предполагает концепция контролируемой галлюцинации.

Увы, какими бы показательными ни были эти эксперименты, лабораторным условиям по-прежнему далеко до того богатства и разнообразия, которое отличает сознательный чувственный опыт, получаемый «в природе». Но чтобы выбраться из кабинетов на широкие просторы, нужно изменить сам образ мысли.

* * *

Одним относительно недавним летним днем я впервые в жизни положил под язык крохотную дозу ЛСД и вытянулся на траве — дожидаться, что будет дальше. День был теплый, дул легкий ветерок, на бело-голубом небе вихрились бледные завитки облаков. Примерно через полчаса, точно так же, как у Альберта Хофмана много лет назад, мир зашевелился и начал преображаться. Холмы, небо и облака принялись пульсировать, становясь ярче, обволакивая меня, сплетаясь и переплетаясь со мной, почти как живые. Я, как положено ученому, пытался вести записи, но, заглянув в них на следующий день, понял, что попытки эти довольно скоро заглохли. Из того, что мне все-таки запомнилось, — облака принимали хотя и подвижные, но отчетливые формы, которые, по крайней мере отчасти, как будто мне подчинялись. Как только облако начинало напоминать лошадь, или кошку, или человека, я без особого труда мог это сходство усилить и подчеркнуть, иногда с умопомрачительным результатом. В какой-то момент по небу прошествовала целая процессия Силл Блэк[164].

Галлюцинации, порождаемые ЛСД, неплохо переубеждают любого сомневающегося в том, что чувственный опыт создается именно мозгом. Еще несколько дней после этого эксперимента мне казалось, что я вижу свои перцептивные впечатления «насквозь» и хотя бы отчасти воспринимаю их так, как им и подобает, то есть как конструкты. Я по-прежнему ощущал вместе с перцептивным посланием отголоски средства его передачи.

Разумеется, разглядеть в облаках лицо можно и без допинга — по крайней мере увидеть намеки и наброски, тени и контуры, проецируемые на небо. Способность складывать из разрозненных предметов общий образ называется парейдолией (от греческих слов «рядом» и «изображение»). В силу значимости распознавания лиц для человека — и для некоторых других животных — у нашего мозга имеются сильные предустановленные ожидания, связанные с лицами. Именно поэтому мы склонны так часто видеть лица в неодушевленных предметах, будь то облака, кусок гренки или даже старая раковина, как на фотографии ниже[165]. И поскольку для нас это обычное явление, мы, как правило, не считаем парейдолию галлюцинацией. Когда шизофреник слышит голос, велящий ему изувечить себя или объявляющий его новым воплощением Христа, и, кроме него, этот голос никто не слышит, — это другое дело, это явная галлюцинация. И увиденное мной под ЛСД шествие Силл Блэк по небу тоже было галлюцинацией.

Рис. 11. Раковина, напоминающая нам лицо

Как мы теперь знаем, было бы ошибочно считать любое из этих явлений — даже самое на первый взгляд диковинное — в корне отличающимся от обычной выдачи наиболее вероятных перцептивных предположений. Любой наш чувственный опыт, независимо от того, обозначаем ли мы его как галлюцинаторный, всегда и всюду основан на проекции перцептивных ожиданий на нашу сенсорную среду. То, что мы называем галлюцинацией, возникает, когда наши перцептивные априорные убеждения оказываются настолько сильны, что одерживают верх над сенсорными данными и мозг начинает терять связь с источниками этих данных в окружающем мире.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду

Дэвид Роберт Граймс – ирландский физик, получивший образование в Дублине и Оксфорде. Его профессиональная деятельность в основном связана с медицинской физикой, в частности – с исследованиями рака. Однако известность Граймсу принесла его борьба с лженаукой: в своих полемических статьях на страницах The Irish Times, The Guardian и других изданий он разоблачает шарлатанов, которые пользуются беспомощностью больных людей, чтобы, суля выздоровление, выкачивать из них деньги. В "Неразумной обезьяне" автор собрал воедино свои многочисленные аргументированные возражения, которые могут пригодиться в спорах с адептами гомеопатии, сторонниками теории "плоской Земли", теми, кто верит, что микроволновки и мобильники убивают мозг, и прочими сторонниками всемирных заговоров.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дэвид Роберт Граймс

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука