Быть женой министра церемоний

У меня никогда не был боевого таланта. Точнее, не так. Он у меня был, когда-то, в самом детстве. Он проявился почти сразу, мне так не хотелось раз за разом проходить жуткие испытания и дрожать, что следующее закончится неудачей. Мне повезло, они нашли у меня предрасположенность к боевой магии. А потом были тренировки. Я изо всех сил старалась не подводить учителей. Боялась боли. Если ошибиться, то наказание следовало почти сразу. Поэтому я старалась не ошибаться.

Ведь это нормально — бояться боли? Все так делали, и я была как все.

Но бывают такие моменты, когда становится на все наплевать. Возможно, был виноват возраст, нам тогда было от четырнадцати до семнадцати. Возможно, со временем страх уже не настолько силен, чтобы управлять тобой.

Еще одно испытание, всего-то нужно было доказать свою благонадежность, доказать, что правила заучены и будут выполняться безукоснительно. «Господин всегда прав». Нас выгнали во двор, нам вложили в руки шпицрутены. Моя рука не дрожала и по команде поднялась. Если не ты бьешь, то бьют тебя.

Мне было все равно на остальных, разве что Аттика оставалась со мной все эти годы. Все такая же смуглая и тонкая. Я неплохо управлялась огнем, она отлично лечила — нам неоткуда было ждать порицания. А потом на плац вывели детей. Таких же растерянных, запуганных и рыдающих, какими когда-то были мы.

Я впервые поняла, насколько был отлажен тот механизм, которым я стала. Раздалась команда — моя рука дернулась и опустилась, высекая шпицрутеном тонкую полосу, снимая с чьей-то спины кожу. Моя рука поднялась и опустилась, а рука Аттики осталась на месте. И я поняла, что это конец всему — взаимной поддержке, нашим планам в будущем попасть в один отряд, моей шаткой надежде, что мы вместе однажды выберемся из этого харсового замкнутого круга туда, где не нужно будет бояться.

Ее забили насмерть. Почти мгновенно. Надзиратели не колебались.

А потом ее тащили за ногу к оврагу, а я не могла двинуться, не верила в то, что происходило, стояла в строю и как идиотка моргала. В груди расползался огонь, застилал глаза, рвался рыданиями. В голове не осталось ни одной внятной мысли. Вокруг меня стояли такие же безмозглые болваны — оружие, которому говорили, куда стрелять и в кого, больше от него ничего не требовалось.

«Что я такое? Чем я стала?»

В жизни магнера может наступить момент, когда все силы будут брошены на решение одной единственной задачи. Тогда он способен на чудо или может стать чудовищем, но для достижения этого порой приходится пожертвовать многим, вплоть до собственной жизни. Мне было четырнадцать, я не знала, чего хочу больше — спалить все дотла вместе с собой или оживить единственную подругу.

Огонь в моих руках вспыхнул очень ярко, в этот миг я могла соперничать в силе с взрослыми боевиками. И я без жалости швырялась им, пока меня не скрутили. Никого не убила, с меткостью у меня и правда были проблемы, только ранила, обожгла. Впрочем, надзирателям мое поведение неожиданно пришлось по вкусу: еще бы, такой сильный боевик. Но мой огненный талант после вспышки истончился, перестал быть стабильным, и на первый план вышел слабый дар менталиста — никому не нужный дар.

— Сумеешь привязать — выживешь, — пару дней спустя мне швырнули в руки крошечного полумертвого котенка. Он был несуразный, больной и очень истощенный. У него были трогательные розовые подушечки на лапках. Я прижалась к его шерстке лицом и впервые за долгие дни после смерти подруги разрыдалась. Мне хотелось жить, но не так, как раньше.

— Я буду звать тебя манеер Лапка, — прошептала я котенку. — Ты не просто какой-то там подзаборный котик, ты — сильный и гордый манеер. С тобой мне нечего бояться. А меня зовут Никке…

— Даннике, харс меня подери, кого я вижу?..

Чужой голос вырвал меня из воспоминаний. Я сначала даже обрадовалась, что кто-то нашел меня, а потом внутри все застыло льдом. Он назвал меня «Даннике». Этот голос, мужской голос, смутно знакомый! Он назвал меня тем именем, которое я выбросила, спрятала далеко внутри, почти забыла. Мой испуг настолько сильный, что я нашла силы дернуться и попытаться отползти.

— Моя дорогая Даннике! Как же я рад тебя видеть!

Чужая рука потянула меня за волосы, поднимая лицо к свету. Вердомме! В прошлый раз меня сбил с толку шрам на его лице. Но теперь я в полной мере поняла, кто передо мной. Так же как и то, что он не отпустит.

— Добро пожаловать домой, — ухмыльнулся он и ударил меня кулаком в висок.

Глава тридцать пятая

Сознание возвращалось вспышками. Что произошло? Или мне приснился очередной кошмар? Я была на крыше, потом взрыв, а дальше, что было дальше?

— Милая моя, просыпайся… Женушка моя, ненаглядная…

Я поморщилась, голос едва ли был похож на голос моего мужа. И Гейс никогда не называл меня женушкой, и никогда в его словах не было столько издевки. Это не Гейс. Но кто? Почему голос мне так знаком? Вспоминать не хочется, но, кажется, это придется сделать, потому что очень сильно болит голова.

— А ты ничего так, фигуристая стала, — смысл его слов мне очень не понравился. — Станешь моей женушкой?