Быть женой министра церемоний

Чужая рука легла мне на плечо. И это был край. Я дернулась, распахнула глаза и подавилась воздухом от ошеломления. Память о том, что произошло, вернулась в тот же миг.

— Захар, не трогай меня, — прошипела я. Мужчина в ответ рассмеялся. Руку не убрал, сильнее сжал пальцы на плече, оставив ярко красные пятна, которые, скорее всего, станут желтыми синяками.

— Утро, дорогая Даннике, — хмыкнул мой ночной кошмар. Точнее, именно его я и спутала с другим, умершим человеком. Во всем виноват шрам на лице. Бывает же так: у двух неприятных, это еще мягко сказано, мужчин такие сходные метки. Сама судьба указывала, что с ними лучше не связываться.

— Ты выжил, — скривилась я.

— Не твоими стараниями, — его улыбка померкла, но только на мгновение. — А ты, смотрю, все такая же наглая и холодная как змея. Не беспокоит, что в моих силах пустить тебе кровь?

— Хотел бы, давно пустил, — я старалась говорить ровно и безразлично. Так, будто не было никогда Николетте Ванделир, была всегда только Даннике — магнера, наорка, слуга. Эта Даннике не стала бы волноваться, что будет с неким министром церемоний, когда его жена не вернется домой. Эта Даннике не помнила, как себя ведут приличные мефрау, она меньше ценила жизнь, чужую так точно, и была готова вцепиться в горло любому. И сейчас мне была нужна именно она. Вытаскивать ее, как старое платье, разглаживать и срочно надевать поверх Николетте.

— Совесть тебя, как я вижу, не мучает, что бросила меня в том лесу умирать, — кивнул Захар. Мне даже не нужно было вспоминать, о чем он говорил, перед глазами в тот же миг возникла картина: снежный ночной лес, черные пятна копоти на деревьях, покореженные зелфоры и звенящая тишина.

Все произошло очень быстро, хотя ждать в засаде пришлось немало времени. Лапка жался на моих плечах, прятался в капюшоне куртки. Я сидела поодаль, потому что Биште сразу дал понять, что я — обуза, расходный материал, ценность моя, по сравнению с нормальным боевиком, почти нулевая. Я не возражала, отучилась это делать. Да и зачем тратить время и силы на какие-то возражения, когда лучше думать о том, как найти для себя выгоду и причину прожить еще один день.

Война подходила к концу — это чувствовали все, хотя известно мне на самом деле было не так и много. Я не участвовала в военных действиях, мой предел — довести караван с припасами от одной точки к другой. Но была уверена, что тем, кто бился на передовой, было известно еще меньше. Они не успевали узнать.

За эти годы, что я провела в лагере, было только несколько изменений. Фрейзельцы, несмотря на действия наорской армии, и не думали отступать. А магнеры из лагеря стали рассказывать, очень скудно, но мне удалось подслушать, о вылазках на территорию соседей. Они убивали указанных свыше людей. Или старались убить. Не всегда операция была успешной. Иногда убийца должен был и вовсе подорвать себя.

Самоубийство ради чего? Ради страны, которая видит в тебе только расходный материал? Ради победы, от которой тебе все равно ничего не достанется? Даже обычные люди относились ко мне, как к мебели, к удобному устройству. И со временем это никак не изменится. Но куда мне бежать, если в первом же населенном пункте меня найдет такой же магнер-менталист, как и я?

Подслушанное еще раз убедило меня не высовываться, не поднимать головы. Потерять еще Лапку не хотелось. Может, не нужно было привязываться к котенку, но это произошло само собой. Рыжий комок шерсти закрыл собой огромную дыру в моей жизни.

Напряжение нарастало. Все чаще не возвращались отряды магнеров, лагерь постепенно пустел. Пошли слухи о наступлении фрейзельцев. Я прислушивалась к эмоциям вокруг, тихо пробиралась по коридорам, чтобы узнать чуть больше. Хотелось жить, несмотря ни на что. Хотелось сберечь и Лапку. Второй раз потерять то, что дорого, я не могла себе позволить. Я казалась себе диким зверем, замершим наизготовку. И приказ прозвучал.

Я ненавидела Биште: он тоже был всего лишь слугой, но ему дали право карать непослушных. Не раз и не два попадало и мне, благо тогда рядом еще была Аттика. Она смогла свести самые страшные раны и ускорить заживление мелких, так что шрамов почти не осталось, так, россыпь мелких черточек на спине.

Казалось, Биште всегда ухмылялся, так диковинно исказил его лицо длинный рваный шрам на левой щеке. Первым делом, как только появился, он ударил меня кулаком. Я знала, что он это сделает, могла увернуться, но тогда Биште взялся бы за палку… Поэтому чуть отклонилась и позволила кулаку вскользь задеть скулу.

Боль вспыхнула в голове, все-таки удар был силен. Сверху зашипел Лапка, он всегда агрессивно реагировал на мою боль. Но я усилием воли заставила кота отступить. Человеку вылечить синяк проще, чем спасти кота. С животным Биште сдерживаться не стал бы.