Бытие. Творчество и жизнь архимандрита Софрония

У нас нет сведений о том, какие именно работы представил Сергей. Мы только знаем, что он был одним из участников. Судя по отзывам критиков, выставлены были прежде всего яркие, красочные пейзажи и натюрморты. Таким образом, они сильно контрастировали с живописью того периода как по духу, так и по стилю.

Один из зрителей вспоминает:

«Было холодно, посетители ходили по комнатам в шубах с поднятыми воротниками. На стенах висели картины, преимущественно пейзажи и натюрморты, поразившие меня своей материальностью и свежестью. Около какой-то очень яркой по цвету картины стоял высоченный юноша с длинными черными волосами. Он широко размахивал руками, очевидно полемизируя с собеседником из публики: “Вы понимаете, нам надоела абстракция! Жизнь должна звучать в наших полотнах! Вы понимаете? Жизнь!” Это был молодой живописец Соколов-Скаля»[72].

Сергей Сахаров. Натюрморт, 1922

Частная коллекция

Другой посетитель так описывает свои впечатления от увиденного:

«В самом начале января 1922 года открылась первая выставка “Бытия”. Она проходила в небольшом помещении музыкальной студии братьев Шор на Мясницкой.

В крохотном зале размещены были полотна, рисунки и скульптуры семерых основателей общества. Молодые художники не скрывали своего волнения: что-то скажут старики.

Наиболее энергичный среди остальных Павел Соколов-Скаля — худощавый, высокий, подвижной, казавшийся нам прямо исполином в длинной до пят серой английского покроя шинели, то и дело подходил к отдельным группам зрителей, интересуясь впечатлением, какое выставка производит на всех. Он был словоохотливее своих товарищей из “Бытия” Г. Сретенского, А. Лебедева-Шуйского, А. Тадыкина, которые робко давали пояснения зрителям.

Ведь шутка ли — вернисаж “Бытия” проходит сейчас же после закрытия таких выставок, как “Союз русских художников” и в особенности “Мир искусства”, президентом которого — их учитель Илья Иванович Машков. Вот и сейчас здесь на выставке он гудит своим зычным голосом, как всегда добродушный, жизнерадостный, бодрит своих учеников. Он не скрывает их ошибок, но и не снижает оценку успехов…

Выставка обратила на себя внимание. О ней заговорили. Пресса отнеслась весьма сочувственно к начинаниям молодежи… Художников “Бытия” волновали и проблема нового содержания, и картины как завершенной формы».[73]

Каталога выставки не выпускали, и единственный доступный материал — воспоминания посетителей, которые писали о ней. В то время у «Бытия» не было ни лозунгов, ни особой идеологии. Их цель — выразить вечность, хранилась в секрете. Идеалистические утверждения об их работе появились позже. Начиная с 3-й выставки в 1925 году вплоть до 7-й и заключительной в 1929 году, стали издаваться каталоги, а в них различные социалистические высказывания, придерживающиеся твердой позиции, направленной против конструктивизма и всего нефигуративного искусства. Но, как упоминалось выше, первая выставка устраивалась вовсе не в форме протеста или нападок на кого бы то ни было.

Критики были благосклонны:

«Хотя со всем своим молодым задором они утверждали в споре и дискуссиях принципы “русского сезаннизма”, но в своем собственном творчестве даже дальше, чем их учителя, ушли от уроков Сезанна, ближе к написанию этюдов, поставив себя посередине между работами на пленэре вслед за “Обществом русских художников” и светлопрозрачными покровами французских импрессионистов»[73].

Отмечалось, что хотя ученики впитали в себя все, чему научили их учителя, Кончаловский и Машков, и также работали в стиле Сезанна, но их собственное творчество не было бессмысленным. Критики поздравили молодых художников с тем, что те прошли через ВХУТЕМАС, оставаясь не затронутыми тамошними неблагоприятными условиями (вероятно, имелись в виду разногласия и ссоры). Чувствовалось, что, несмотря на все трудности, с которыми сталкиваются и которые преодолевают студенты, их искусство остается прогрессивным.

Соколов-Скаля, представивший девять картин в стиле японского импрессионизма, выделялся среди остальных участников выставки сильной техникой рисования, ему пророчили большое будущее. Остальных называли одаренными, хвалили за сочность красок пейзажей и натюрмортов. На выставке также [74] экспонировалась скульптура Буровой[75] под названием «Модель», которая, как считали, выполнена на профессиональном уровне. «В целом, молодые люди, дебютировавшие на этой выставке, заслуживают внимания и поддержки»[76].

Из искусствоведов их лучше всего понимал А.А. Сидоров (1891–1978), и хотя в основном он интересовался графикой и искусством иллюстрации, но по-прежнему ценил новизну и новаторство, отразившиеся в его интересе к современному искусству. Он писал об искусстве того времени следующее: