Бытие. Творчество и жизнь архимандрита Софрония

Свет на иконах часто передается прозрачностью, а иногда и позолоченными поверхностями. Именно этот эффект о. Софроний использовал в храме святого Силуана: свет отражается от позолоченного потолка, окутывая все помещение золотым ореолом, возможно, чтобы воссоздать тот потусторонний свет, который он увидел в детстве, когда выходил из церкви. Другим способом изображения света является противопоставление света и тьмы. Это часто используется в иконах: свет исходит от них и подчеркивает Божественность Христа, окружая Его концентрическими голубыми кругами, внутри которых сгущается почти абсолютно черный цвет. Тьма выражает мысль о том, что раз Бог непознаваем, Он не может быть изображаем[155]. Однако отец Софроний в целом предпочитал сосредоточиться на положительно явленных аспектах сущности Бога. Пример можно увидеть на иконе Преображения, где Христос стоит окруженный этими концентрическими сферами, одетый в белое. Отец Софроний написал не только белые одежды, но и обвел их белым контуром, что усиливало эффект светоносности и прозрачности.

Выражая истинное бытие

Отец Софроний начал писать иконы прежде всего потому, что стремился найти способ представить истинное Бытие, Христа.

Икона, использующая прием стилизации и сосредоточенная на внутренней жизни, была наиболее подходящей формой для передачи того, что он освоил и узнал. В письме сестре он так выражает свои мысли:

«В последнее время я вынужден был самой работой над иконами окунуться в глубь веков. Я думал о тех художниках, духоносных иконописцах, которые в материальной плоти иконы стремились выразить соединение Нетварного с тварным. Одни из них нарочито искажали человеческий лик, чтобы таким путем оторвать ум молящегося от земли, чтобы перевести его в мир иных измерений; другие, нося ту же самую идею по существу, искали соответствие между образом и Первообразом и выражали оба измерения, то есть и времени и вечности, в чертах человеческих. Но эти человеческие черты они преображали, никогда не допуская себе снизойти до натурализма, чего не избежали западные художники эпохи Возрождения. Сравнительно нетрудно создать приятный для глаза образ намеком, наброском… Не нужен исключительный гений, чтобы закончить произведение, не впадая в плотскую красоту. Великая история Иконы знает больших мастеров; одни из них предпочитали нарушать все пропорции или черты, другие, как прп. Андрей Рублев, создавали исключительную гармонию двух миров в произведениях редкой законченности. Люблю я и первых, и вторых. Но вторые в моем сознании стоят выше как подлинные художники-духоносцы и мастера»[156].

Набросок для стенописи «Воскресение», Христос

Церковь прп. Силуана,

Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, 1980-х гг.

Отец Софроний решил стремиться к цели прп. Андрея Рублева — объединяя человеческое, надмирное и Божественное, создавать иконы, одновременно прекрасные и стилизованные, в то же время выражающие вечность.

«Ведь сила икон есть воистину преображающая сила, особенно в наш век, когда утерян дух, когда утеряно чувство красоты, когда самое понятие “красота” стало расплывчатым, неуловимым в силу, конечно, культа уродства»^[157].

Один из способов изобразить надмирную Божественную Личность Христа — это путь отражения, то есть через выражение лиц тех, кто видит Его. Комментируя спокойный лик святого Иоанна Крестителя на иконе Деисуса, отец Софроний говорил:

Когда мы встретимся с нашим Создателем, мы не сможем выглядеть такими же спокойными, каким сейчас выглядит Иоанн. Я попытался изобразить это на лице Адама в трапезной[158]. Здесь он имел в виду роспись Сошествия во ад, где на фреске Воскресения Адам снова встречает своего Создателя после многовековой разлуки. Выражение его лица — это смесь любви и стыда, страха и удивления; его глаза широко раскрыты в недоверии и счастье.

Адам, деталь стенописи «Воскресение», трапезная, Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, начало 1980-х гг.

Моисей, получающий скрижали Закона, набросок, деталь, 1985

Моисей, получающий скрижали Закона, деталь, 1985 Частная коллекция

Моисей

Моисей всегда был ключевой фигурой для монахов и аскетов, как это видно из канона святого Андрея Критского: