Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.)

Прекрасным примером таких стратегий является дело 1779 г. из Петровского Нижнего земского суда. Крестьянка Матрена Кириллова обвиняла своего свекра Алексея Романова в насилии над ней и постоянных побоях и увечьях. Матрена сразу же сообщила об этом священнику и сотскому, была отправлена ночевать к матери, ее раны и синяки были освидетельствованы. Свекор настаивал на том, что бил ее, поучая и наказывая за строптивый нрав, непослушание и совершенное ею с его младшим сыном (она была женой старшего сына) прелюбодеяние, о чем он извещал своего отца, и тот (отец) полностью подтвердил слова сына. Матрена от своих слов не отступалась и после очной ставки, и после увещевания. Следствие же теперь истолковало ее раны как совместимые с плетьми и подтверждавшие слова свекра о том, что он се порол вожжами, а синяки — как старые. Однако младший сын Яким, с которым она якобы совершала прелюбодеяние, находился в бегах, посему его опросить не удалось. Следствие, полагаясь на слова свекра и его отца (двое мужчин против одной снохи), игнорируя вещественные улики, не найдя удачно отсутствовавшего младшего сына, обвинило Матрену в ложном доносе на свекра и прелюбодеянии и приговорило к тяжелейшему плетьми наказанию (вместо смертной казни!) и последующей отдаче обратно в вотчину в семью, однако отложило наказание по причине ее беременности, а, пока она не родит, приговорила держать в остроге.[352]

Убийством жены часто заканчивались побои, издевательства и другие насилия, причиняемые женщине в семье. Выше уже обсуждалась проблема разного отношения закона к убийству жены и убийству мужа. Также отмечалось и то, что убийство жены не оставалось безнаказанным, правда, суровость наказания зависела от общего уголовного права того периода, в котором предумышленное убийство наказывалось гораздо суровее, нежели непредумышленное. Смерть жены в результате побоев мужа в большинстве случаев квалифицировалась как непредумышленное убийство и наказывалась соответственно обычно кнутом и отдачей на поруки. Иван Желябужский в своих записках сообщает о факте публичного бития кнутом князя Александра Борисовича Крупского за убийство жены (в 1692 г.).[353] Убийство жены довольно часто встречается среди уголовных дел XVIII в., и это опять же доказывает, что убийство жены считалось преступлением и регулярно наказывалось. Офицеры, в частности, за убийство жены не только подвергались наказанию шпицрутенами, но и лишались своего чина, как, например, капитан Венгерского гусарского полка Годфрид Фабус был разжалован в рядовые за убийство своей жены,[354] такое же наказание было применено к прапорщику Охотской команды Василию Сергееву в 1769 г.[355] За отравление жены (такие убийства всегда считались предумышленными и квалифицированными) помимо лишения прав состояния (эквивалентно разжалованию в армии) могли быть назначены каторжные работы, как в случае попова сын Григория Зенковича[356] или шляхтича Анофрия Белковича.[357] Все женоубийцы так или иначе подвергались церковному покаянию, которое во второй половине XVIII в. составляло пять лет.[358] Повторное убийство жены могло повлечь наказание в виде смертной казни. Капитан Мартин Камоль за убийство жены в первый раз в 1716 г. был наказан каторгой, однако прощен в 1721 г. по случаю заключения мира со Швецией. Но в 1722 г. «исколол кортиком до смерти вторую жену», за что был приговорен к смертной казни.[359] Казнен капитан Камоль не был, потому что использовал успешную стратегию спасения собственной жизни в виде просьбы присоединения к православной вере (он был лютеранином) и затем послал челобитную на высочайшее имя с просьбой сослать его в дальний монастырь, так как жену убил «в пьянстве».

Если такому мужу удавалось обосновать свое «неумышленное» поведение «правильной виной», то наказание могло быть смягчено. Священник села Космодемьянского Пензенского уезда бил свою жену вожжами и кнутником шесть часов, после чего она умерла, то есть забил ее до смерти. Преосвященный Астраханский, докладывая об этом деле в Синод, обосновал свое решение лишить попа священства и сослать на покаяние в монастырь с возможностью освобождения и принятия дьячковской должности, если покажет истинные плоды покаяния, следующим: убийство совершено священником «неумышленно» во время наказания жены за пьянство, драки с ним и подозрение в прслюбодействе, «к каковому наказанию сама она своими худыми поступками случай подала».[360]