Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.)

О том, что жены бежали от жестокого обращения, свидетельствуют допросы пойманных женщин. Домна Борисова, пойманная санкт- петербургской полицией в непотребстве в 1780 г., показала, что бежала от мужа от «нестерпимых его всегдашних напрасных побой», после чего была возвращена мужу,[368] что было обычной практикой. Духовные власти, однако, всегда проверяли, не прогнал ли челобитчик жену сам и не бежала ли она от побоев и несносной жизни. В деле плотника Ивана Евламписва преосвященный Псковский начал такое расследование. По показанию мужа жена сбежала от него после двух лет совместного проживания, «вражды он с нею никакой не имел», о ее побеге словесно заявил местным властям (приказчику), а в дикастерию подал прошение только спустя семь лет, желая вступить в другой брак. После опроса свидетелей выяснить ничего не удалось (знали ее плохо, у местного священника на исповеди не бывала), посему преосвященный брак расторг, не найдя вины мужа в побеге жены.[369] В деле канцеляриста Нечаева ситуация оказалась достаточно трудной. Его жена Васса Алексеевна уехала к родителям, то есть бежала, а ее отец подал на Нечаева жалобу в избиении жены. Нечаев утверждал, что она прелюбодеица и рожденный ею младенец не от него, а также обвинял в краже его имущества. При расследовании в дикастерии выяснилось, что Нечаев жену прислал к ее отцу с братьями всю избитую и требовал с тестя денег. Поповский староста освидетельствовал побои, и оказалось, что «левый висок у нее расшиблен до крови, на голове была запекшаяся кровь, на позвоночнике, спине, плечах и руках синебагровые пятна, причем сказала, что муж бил се палкою и конскими плетьми, по наущению ея свекрови, и жить ей с мужем невозможно». Нечаев на допросе нападки отрицал, но не отрицал использование плети, которой наказывал жену время от времени. Дика- стерия повода никакого к разводу не нашла и вернула Вассу и рожденного сю младенца двух месяцев мужу с подпиской от мужа жену не бить. Прожив с мужем год, Васса на сей раз бежала окончательно.[370] В этом деле хорошо видна безвыходная ситуация для женщины: развод или раздельное проживание на основании супружеского насилия она получить не смогла, муж продолжал ее избивать, так как изначально желал развестись и жениться второй раз. Единственным способом избавиться от насилия оказался побег.

Убегая, женщины старались начать новую жизнь и вступали в другие браки, приживали детей. Солдатская жена Ефросинья Пашковская бежала от мужа, который ее постоянно бил, в 1730 г. из Москвы в Санкт- Петербург, где в Кронштадте, сказавшись вдовою, работала у разных людей. Через два года сошлась с прапорщиком Владимирского пехотного полка Глебом Хотяинцсвым. Муж Иван Пашковский утверждал, что бил ее за то, что она и до того сбегала, что подтверждено другими свидетелями — его сослуживцами. К тому же Иван женился в третий раз, после ее побега не получив разводной грамоты. Тем не менее суровее всех оказалась наказанной Ефросинья: ее сослали в работы под церковной епитимьей и хоть и развели с Пашковским, но запретили вступать в другие браки. Пашковский был лишь разведен с третьей женой.[371]

Духовные власти, если у них оказывался иск о разводе по причине бегства жены, могли объявить жену в розыск. Вот один из типичных указов о сыске беглой жены того времени: «...велено о сыску оной бежавшей подьяческой жены Пелагеи Ивановой и есть ли и где в сыску обрящстся о присылке в консисторию и надлежащему исследованию епархии его преосвященства в принадлежащие места распубликовать указами, а приметами оная жена Пелагея как означенной копиист Сахарутин в консистории сказкою показал имеется средняго росту, лицем бела с небольшими шадринами нос при кокоре нозри широки глаза серые от роду напримст лет двацатк и закащику попу Федоту от распубликования в заказе своем и надлежащем учинить по сему Ея Императорского Величества указу».[372] Беглые жены были преступницами, их ловили, как ловили всех остальных беглых, сажали в тюрьму и после разбирательства отправляли назад мужьям (если те были еще живы) или назад в вотчину для дальнейшего решения судьбы женщины. При этом мужья всегда «отсутствовали»: в женских челобитных на получение разрешения на второй брак муж обычно значится отсутствующим, хотя, вполне вероятно, он также мог бежать, оставив семью.

Некоторые выводы