Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.)

Даже на царских свадьбах принято было демонстрировать окровавленную после первой брачной ночи рубашку новобрачной (известно, что гак поступил царь Федор Алексеевич, женившийся в 1679 г. на Агафье Семеновне Грушецкой,[47] о которой родители, мечтавшие выдать ее замуж не в царские покои, а за ровню, пустили слух, что она «не чиста»). И таком ритуале никто не видел ничего предосудительного.

Н.И. Костомаров, основывавшийся на сообщении итальянца, попивавшего в Московии XV в., приписал именно обрядам времен Московского царства ритуал «дырявого кубка»: «если <...> случилось невеста не сохранила своего девства <.„> посрамление ожидало бедных родителей новобрачной. Отец мужа подавал им кубок, проверченный снизу, заткнув отверстие пальцем; когда сват брал кубок, отец жениха отнимал палец, и вино проливалось на одежду при всеобщем поругании и на- i мешках, и тогда самая печальная участь ожидала в будущем их дочь в чужой семье» [48] О том, что позорящие обряды практиковались в XVI— XVII вв. достоверных подтверждений нет, как нет и доказательств того, что за блуд и прелюбодсйство женщин карали смертью (как то предписывалось в византийском праве). «За нарушение супружеской верности v русских смертью не наказывают, — удостоверяет Олеарий, — если жена впадает в развратную жизнь, и на то поступит от мужа жачоба, и преступление будет доказано, то ее наказывают плетью и выдерживают несколько дней в монастыре на хлебе и на воде, затем она возвращается в дом мужа, где получает новое наказание плетью за запущенное хозяйство».[49]

Чаще, впрочем, случалось, что не столько невесту и ее семью позорили, сколько старались тайно решить вопрос об улаживании скандала с помощью денег (Г. И. Котошихин говорит, что «новобрачный тайно пенял тестя и тещу»). О том, что никакого обычая опозоривания женщины не было, упоминает и Пстрей де Ерлезунда, направленный Карлом IX по государственным делам в Москву («прелюбодей должен онмчно удовлетворить его [мужа. — II. П.] деньгами»). Он же засвидетельствовал обыкновение не столько позорить оступившуюся, сколько немедленно совершать постриг ее и отправку в монастырь.[50] В отпускной грамоте от 5 июля 1683 г. на имя жены заплечного мастера Василия КычкинаЛнны Алексеевой значится: «Приведена дс жена моя Аннина, Алексеева дочь, в приказную избу с казаком Офонкою Онтоновым в блудном деле, и но моему Васкину челобитыо бита она кнутом и Офонка бит же».[51]

Не стоит забывать, что в предпстровскис времена многолюдные обряды, языческие по сути, но-прежнему были распространены в народе, вопрос о соблюдении на них православных норм морали не стоял, а священники то и дело жаловались, что «игрища разные и мерзкие бывают, там же и жонок, и девок много ходит, и тамо девицы девство диа- волу отдают» (1661 г.),[52] «и в таких в позорищах своих многие люди в блуд впадают» (1649 г.).[53]

Пострижение было самым распространнсным (и отнюдь не позорящим) наказанием за растление девственности и супружескую измену в древней и средневековой Руси. 11раво мужей ссылать жен за прелюбодеяние (мнимое или действительное) в монастырь было отменено в России лишь в 1845 г.[54] Конечно, в отношении адюльтера все нормы стали в эпоху Московии сгрожс. К предпетровскому времени в приказных избах (схожих по функциям с современными Отделами судебных приставов районных судов) постоянно наличествовало немалое число дел, в которых мужья требовали расправы над неверными женами-прелюбо- дейками. В простом народе такие расправы были очень жестокими: С. С. Шашков привел легенду о том, что С. Т. Разии, узнав о прелюбо- действе одной замужней женщины с его казаком, распорядился «его — бросить в воду, а женщину повесить за ноги к столбу, воткнутому в воде».[55] Но более нигде следов этой легенды найти не удалось, что не исключает существования таких форм насилия по отношению к женщинам в ту эпоху, оно было обыденным.

Трудно сказать, насколько женщины могли себя защитить от клене гы в подобных ситуациях, а кара их ждала жестокая: за «блудное дело» виновницу могли избить кнутом, а брак расторгнуть.[56]

Посадская литература того времени отобразила не эти позорящие наказания, а нередкость самих ситуаций «неисправного жития» с «чю- жими женами», равно как множественность мужей, «запинающихся в t елях блуда с полубовницами», и замужних распутниц, «зжившихся дьявольским возжелением» с двумя, а то и тремя мужьями.[57]

В рассказах о разоблаченных женских хитростях (их много среди |ак называемых «фацеций») финальная сцена «приклада» всегда пове- t гвовала о разоблачении неверной жены перед се родственниками. И представлении человека того времени, если судить по текстам этой городской литературы, наиболее действенным наказанием для обманщицы были не столько побои, сколько прилюдное разоблачение, а оно случалось не всегда:

Женския обманы нельзя познать,

Хотя кто и философию мог знать...

Ежели жснския обманы писать,

Надобно всликия книги держать.

Нет такова конца,

Чтоб девка не обманула молодца...[58]