— Какая-то ты неправильная актриса. — Отклеивает Эллочка накладные ресницы, сидя у нашего большого, окруженного лампочками зеркала. — На людях вроде нормальная и даже сэлфи с поклонником можешь сделать, а в жизни — полнейшая зануда. Богомолов всех в ресторан приглашал, а ты сбегаешь.
— Доброй ночи, — равнодушно складываю вещи и уже через пару минут выхожу из здания.
В сумке звонит телефон и сердце сжимается в комок, когда на экране высвечивается номер бывшей свекрови. Может, что-то с девочками?
— Мама!? — звучит в трубке Машин голос. — Мама, ты не уехала? Бабушке плохо, а я не могу до папы дозвониться.
На глаза тут же наворачиваются слёзы, голова отключается от мыслей и душа возносится куда-то ввысь вместе с чудесной музыкой. Я нужна им. Я помогу. Я всё сделаю.
— Сейчас приеду, я быстренько, — вешаю трубку и выбираю приложение, чтобы как можно скорее вызвать такси.
Глава 7
Варя
— Вроде понемногу снижается, — расклеиваю манжетку тонометра, снимая её с предплечья бывшей свекрови.
Валентина Павловна лежит на диване, свесив руку. Недавно была скорая, сделали укол, но я продолжаю контролировать давление.
— Я ведь тебя ненавидеть должна, — говорит слегка осипшим голосом, едва шевеля пересохшими губами, — за то, что внуков моих бросила, а отчего-то не получается.
Вздыхаю. Мне нестерпимо стыдно перед ней. С Валентиной Павловной мы видимся часто, именно она передает мне девочек. Понимаю её, для их семьи я как бельмо на глазу.
— Он, когда на тебе жениться захотел, я сразу была против. Ну кому понравится невестка, — кашляет, вздыхая, — мало того, что на десять лет младше, так ещё и актрисулька? Но он был так сильно влюблен. Как он был влюблен, Варвара! Кто я такая, чтобы противостоять такой любви?
От её слов по коже пробегает мороз. Сердце бьётся от волнения, и я как будто бы даже плохо вижу. Я люблю его до сих пор, очень сильно, несмотря ни на что. Дурной, никому ненужной любовью к мужчине, который меня в суд потащил и развёлся сразу же, как будто нас и не было.
— Как только давление спад?т, я сразу поеду. Девочки спят, я их уложила. Дашкину любимую «Красную шапочку» два раза читали, а Машка возмущается: «Что за детский сад?». Взрослая она уже, — улыбаюсь через силу, сердце гложет какая-то несвобода, всё не так и всё неправильно.
Больно очень.
— Прям судьбоносный момент, Варь, ты не находишь? — разглядывает меня Валентина Павловна. — Мне прихерело и я не смогла никому дозвониться, даже тетя Вера из пятой квартиры куда-то уперлась. А Макар ускакал на свидание, трубку не берёт, наверное, занят.
Желудок сводит судорогой. Не решаюсь взглянуть на свекровь, вот так издалека слежу за его жизнью — и ничто больше не увлекает мою душу, почти дотла опустош?нную безответным чувством. Не знаю, как я переживу, когда в этой квартире поселится другая женщина. А если девочки начнут звать её «мамой»?
— Он в активном поиске. Очень хочет новую жену сюда привести и новую мать для детей. Взрослую ищет, самодостаточную, чтобы не такая, как ты.
И пока я размешиваю для Валентины Павловны зеленый чай, снижающий давление, по щеке скатывается непрошеная слеза.
— Да ты не реви.
— Я нет, я в порядке, день тяжелый просто, — быстро вытираю щёки. Всё нормально.
— Раньше надо было реветь. Я знаешь, как бы там ни было, считаю, что настоящую мать никто не заменит. Тяжело мне уже с девочками, но я против нянь этих всех, — машет рукой, снова кашляет, отпивая глоток чая. — Только Макара ты моего забудь, вижу, что не перегорело у тебя, но его теперь бульдозером с места не сдвинешь. Он с детства такой. Я своего сына знаю. Помню, щенка захотел в семь лет, принёс домой . А я всю эту живность в квартире не люблю. Спросила: «Кто будет выгуливать?» А Макар упертый мальчик был всегда. Так вот, он сообщил нам с отцом, что сам будет жить на улице, раз друга его выгоняют. Сел на лавку и с утра до глубокой ночи сидел, как будто прикопали. Так что вернуть ты его не сможешь, Варь, и не рассчитывай.
Тут я уже в голос реветь начинаю.
— Ну-ка соберись, ты же актриса. Чему тебя только в Москве учили? Ты виду не должна показывать, особенно ему.
Болезненно улыбаюсь, лихорадочно убирая со стола, собирая чашки, ложки и блюдечки, иду на кухню, мою посуду.
Валентина Павловна засыпает ближе к часу ночи, как раз в это время у неё нормализуется давление, а я обращаю внимание на часы. Макара всё ещё нет.
Подхожу к детским кроваткам, поправляю одеяльца, ещё раз любуюсь тем, как смешно спит старшая, обняв сразу десять плюшевых игрушек, Машке нравится, когда кровать завалена медведями и зайцами.
Обуваю кроссовки в коридоре, и в этот момент замок щёлкает. Я, понимая кто это пришел, выпрямляюсь, поправляю на себе одежду, быстро заглядывая в зеркало. Бешеный пульс эхом отдается в ушах, будто кто-то сжимает мое сердце грубой ладонью. Оно стучит громко, почти как боевой барабан!