Бывшая

— Тише, мужик, дыши! — Отпускаю чужую кисть и развожу руки в стороны, поднимая их от живота к груди, демонстрируя этому ненормальному, что он должен делать, а именно — наполнять легкие кислородом и успокаиваться. — Вот так, вдох-выдох, сейчас отпустит!

Еще не хватало драк в моём собственном офисе. Меня этому приему первый тренер по боксу научил. Но незваному гостю не помогает. Он кидается на меня снова, стараясь треснуть левой, нетравмированной рукой.

— Я тебе за свою Любку вены вырву!

— Не думаю. — Удерживаю его, не прилагая особых усилий. — Честно, приятель, не думаю, что технически возможно вырвать из человека все вены. Извини, не запомнил, как тебя зовут.

Он пыхтит, а я продолжаю рассуждать на тему физических увечий:

— Из фильмов детства я помню, что Хищник— ну, старое кино со Шварценеггером — мог вырвать позвоночник. Но опять же не весь.

Мужик старается толкнуть меня, дрыгая ногами и руками.

— Но вены?? К тому же я не знаю никакой Любы, — свободной рукой потираю подбородок.

— Люба — моя жена, — рычит он с покрасневшей физиономией.

— Ну нет, — хмурюсь. — С чужой женой я бы не стал связываться.

— А ты, прежде чем под юбку залез, в паспорт заглядывал?

— Так, давай-ка лучше оба успокоимся и сядем за стол переговоров.

Мужик скользит подошвами по полу, я его силой усаживаю на стул и, одернув пиджак, сажусь напротив.

Он дёргается, встаёт, я его снова усаживаю.

— Лена, принеси нам с гостем чаю! — ору через дверь, опять напрочь забыв о переговорном устройстве. — Хотя нет, Лен, не надо! — С подозрением кошусь на посетителя. — Кипяток может стать орудием в твоих озверевших от недопонимания руках. Воду, Лен, неси! Не, — цокаю языком, покачивая головой. — Воду тоже на фиг. Мне еще в сад ехать, на детский спектакль. Оболь?шь меня, и я такой мокрый красавчик буду. На фиг.

— Так что нести, Макар Романович?!

— Леденцы тащи, вазочку, ту, что на входе. Я слышал, мята помогает расслабиться.

— Не надо мне леденцы! — бухтит, дует щеки. — Я тебя убивать пришёл.

— Тогда надо было использовать фактор неожиданности. А не бросаться на человека в два раза крупнее тебя.

Тут мужик начинает плакать. И мне становится неудобно. Так-то Любу я никакую не знаю, ну блин, из-за какой-то шлюхи слёзы лить? Ну это как-то не по-мужски. Достаю салфетку и сую ему в руки.

— Когда близнецы родились, — шмыгает носом, — я сразу был против того, чтобы в декрет шёл я, а не она. Но Любка у меня вся такая деловая, денег больше получалось у неё, а не у меня, понимаешь?

Я улыбаюсь, поддерживая.

— Не расстраивайся, мужик, видишь, я твою Любу знать не знаю, может зря ты ревнуешь. Работает твоя Люба.

— Я физруком в школе с двадцати лет. Ну что тому физруку? Три года вперед, три года назад. Вернулся, близнецы в детсад, а она процветать стала, столько денег заработала, мне и не снилось.

Опять улыбаюсь, протягиваю руку, хлопая его по плечу. Жалко мне его. Видно — мужик любит и страдает.

— Она у меня красавица: фигура, как и не рожала, лицо как с картинки и ухоженная. Так-то бабам всё это некогда, а у нас ведь я вместо мамки. Она по конференциям летает, я всё в доме уберу и постираю, чтобы пришла она с работы и только отдыхала, гладить научился как в прачечной. Вот только рубит меня по страшному, бывает в кресле засну, а Любки моей ещё нет, проснусь — Любки уже нет. Она в офисе, с такими же бизнес-червями копошится.

Улыбаться я перестаю, потому что до меня начинает доходить, что я перед этим мужиком всё-таки виноват.

— Лена, воды! — ору в сторону предбанника секретарши.

— Сколько?

— Чего сколько?

— Воды сколько нести, Макар Романович? Стакан, два?

— Ведро!

Мужик лицо руками прикрывает, вздрагивая, а мне так перед ним стыдно становится, что аж смотреть на него не могу.

— Мне, когда имя она сменила, аж ножом по сердцу, будто к новой жизни готовилась, курва! Ну знаешь, женился ты на Любе. — Трахает по столу рукой. — А переночевать к тебе приходит Регина. Ну сам посуди, каково? Да и простая она была, родная, а теперь бизнес-леди.

Челюсть как будто сводит. Шевелю ей туда-сюда, а разжать до конца не получается. Давно из меня такого лоха не делали. В разводе она, детей нет! Вот стерва крашеная. А я ведь о её бизнесе читал. Она там позиционирует себя свободной женщиной после неудачного брака. И ясное дело, она ж не Хилари Клинтон, никто эту информацию о ней не проверял. А ресторан тот? Выходит, это настоящий, блин, бал монстров, там все с любовниками были. Чувствую себя использованным гандоном.

— Я когда её сообщения и фото в лифчике нашел, я, Заболоцкий, знаешь, что сделал?

Качаю головой. Не скажу, что я очень страдаю, просто противно как-то. Вот же хитрожопая. Мы ни разу вместе не ночевали, и квартира у неё подозрительно необжитая была, она всё время спешила на меня накинуться. Теперь-то все сходится.

— Так вот, господин Заболоцкий, — щурится мой новый друг-рогоносец, — я ей в глаз дал!

Хмурюсь, женщин бить — последнее дело. Это он зря, конечно.

— А ещё, всё её брендовое шмотье ножницами перерезал, посмотрю, как она теперь будет жопой вилять в мамкиных юбках!