Бывшая

Хочу рявкнуть, чтобы она вышла на хрен из кабинета, пока я не скручу телефонным шнуром вот эту голую, бешеную бабу. Но злость, разрывающая меня изнутри, мигом сменяется жутким страхом, потому что, обернувшись, я вижу на пороге не Лену с привычной стопкой бумажек в руках.

На нас с Любой мёртвым, полным отвращения взглядом молча смотрит моя Варя.

Глава 37

Макар.

Мужчина вылеплен из другого теста, он мыслит иначе. Сделан не так, как женщина, у нас программа иная совсем. Если есть какая-то проблема, мы просто действуем, а не обмусоливаем её со всех сторон.

Мы чего-то боимся очень и очень редко.

Вот я, например, в последний раз до полусмерти испугался, когда у Дашки поднялась запредельная температура. Она тогда лежала без движения, такая бледная, едва дышала.

Ей ещё года не было, мы с матерью её из ванночки детской в большую перевели. Долго воду кипятили, как чувствовали. Хотя женские журналы для мамочек как один кричали, что давно пора в большой купаться. Она в круге была для малышей, плескалась в нашей акриловой ванне. Я всё по правилам сделал: температура воды, как положено, даже травы насыпал для кожи.

Она ножками бултыхала и ручки без конца в рот совала, стоило отвернуться, ну большая же уже, думали, ничего страшного. А к ночи у неё температура под сорок. Оказалось, в нашем гр?баном водопроводе какая-то кишечная палочка нашлась. Нас в инфекционную определили. Я тогда в больнице ночь, стоя возле её кроватки, провел, не мог даже сесть — так страшно было. У неё ручка тоненькая, всего ничего, а в неё иглы одну за другой пихают, вену найти не могут. Дашку тогда откачали, я ещё несколько месяцев не мог её купать по-нормальному. Но тот страх, когда твоя дочь лежит, словно холщовый мешок из-под картошки — без движения и такая же серая, он у меня на всю жизнь остался.

И вот самое хреновое для мужика – это невозможность исправить сложившуюся ситуацию.

Не в моих силах развернуть время вспять и остаться подольше в коридоре, пообщаться с секретаршей ещё минут десять, банально заглянуть в сортир. Всё уже случилось, и по выражению лица Варвары понятно, что ни хрена она мне не поверит. И не докажу я ей никогда в жизни, что эта бл*дь здесь по собственной инициативе оказалась.

— Варя! Стой! — быстро выхожу вслед за ней в коридор.

Плевать уже, что эта голая дура будет у меня в кабинете делать.

— Варя!

— Девочки, собирайте карандаши, альбомы, поедем.

У неё трясутся руки. Она выглядит несчастной, шокированной и опустошённой. Даже смотреть на меня не хочет, отворачивается.

— Папа, папа! — Бегут ко мне девчонки.

— Не сейчас, мне с мамой поговорить нужно. — Останавливаюсь в метре от них.

— Хватит, наговорились уже, — произносит куда-то вниз, не мне.

— Варя! — Делаю шаг. — Эта женщина не имеет ко мне никакого отношения. Я не знал.

— Конечно, ты не знал, что я завалюсь к тебе в кабинет и увижу, — она делает паузу, как будто боится задохнуться, голос дрожит, грозясь сорваться, глаза полны слёз, — вас вместе.

На Варю страшно смотреть, увиденное разрушило наши едва зародившиеся отношения.

Она запихивает вещи дочек в рюкзаки. Девочки подошли к подоконнику чуть дальше по коридору и оккупировали цветущее растение в горшке, громко решая, можно ли сорвать с него красные бутоны.

— Варя, я не изменял тебе. И в принципе не собирался.

Не вижу смысла оправдываться и как малолетка ныть о том, что Люба сама притащилась и залезла на мой стол.

Подхожу к Варе совсем близко, пытаюсь коснуться, она с отвращением дёргается.

— Знаешь, сколько раз мы занимались любовью сегодня ночью?

— Нет, — качает она головой, кусая нижнюю губу.

Ей настолько больно, что она даже ругаться со мной не в состоянии.

— Четыре, Варь, четыре, — перехожу на шёпот. — На хрен мне кто-то еще? Я что, по-твоему, кролик?

— Я не знаю, Макар. — Отодвигается, трясет её сильно. — Зайди я попозже, картина была бы куда красивее и ярче. — Пытается взять себя в руки, но мастерства не хватает. — Ты сказал, отвезти девочек к тебе домой, а сам ключи не дал, — грустно улыбается, д?ргая молнию на сумке с розовыми пони, но собственные руки её не слушаются.

Сжимается вся, будто ей физически больно рядом со мной.

— Нет. Варвара, эта женщина очень навязчива. До того, как мы с тобой сошлись, между нами были отношения, после — нет.

— В лифте она тебе тоже навязалась?

Варя улыбается, но по щекам текут слёзы. Я хочу обнять её. Мне нужно её обнять, но она не позволит. Станет только хуже. Такое ощущение, что она просто разочарована. Во мне, в нас, в наших отношениях.

В это время за спиной слышится стук каблуков. Подозреваю, что это Люба наконец-то оделась и еле тащится по коридору. Слишком длинные паузы между звоном набоек, будто победительница. Хочется оторвать ей голову за то, что сделала это с нами. Но воевать с бабами — жалкое занятие. Однажды она отстанет. Мне сейчас не до неё. Пусть делает, что хочет.

Девчонки нас не слушают, прыгают возле подоконника. Варя бы уже уехала, но к лифту, виляя жопой, всё так же медленно плетется Люба. Оборачиваюсь. Она ухмыляется. Подходит, кнопку жать не торопится, стоит возле дверей.